Ирина ДЕГТЯРЕВА

 

СИРИЙСКАЯ ЖАРА

Отрывок из романа

 

НАЧАЛО развития событий в романе «ИРАНСКИЙ ОМУТ» («ПОДВИГ» №02-2020)  

Офицер российской нелегальной разведки доктор Фардин Фируз, давно живущий в столице Ирана Тегеране, мечтал о возвращении на Родину. Хотя в большей степени родиной считал советский Баку – город его детства и недолгой юности, которой у него фактически не было. Слишком рано началась для Фируза служба в нелегальной разведке.

С документами из Центра он получил указание уделить особое внимание инструктажу завербованной им иранской разведчице художнице Симин Сарда относительно ее поездки в Стамбул. Центр, не разъясняя причин (что, в общем, не выглядело странным), настаивал, чтобы художница лично не только обыскала бы израильского «эксперта» по Сирии и Ирану Зераха Яглома перед запланированной  ликвидацией, но и в зависимости от ситуации, допросила бы его, что вовсе показалось Фардину нереальным.

И все же он попросил Симин сделать все возможное.

 

Весна 2019 года. Стамбул

Отель «Интерконтиненталь Истанбул» неподалеку от площади Таксим подходил Симин по всем пунктам. Дороговизна отеля соответствовала статусу популярной художницы с мировым именем, тут она назначила несколько встреч с потенциальными покупателями. К тому же гостиницу оплачивал ее американский агент. Художественный агент, не связанный с разведкой, что девушку и ее руководство весьма забавляло. Работу иранской разведчицы оплачивают американцы. А главное, в этой же гостинице остановился Яглом. Переодевшись в брючный темно-бордовый костюм, как светская турчанка без платка, Симин мало походила на иранку и не смогла бы обратить на себя ненужное внимание объекта.

Она увидела его в ресторане на последнем этаже отеля. За огромными панорамными окнами синел вечерний Стамбул, с огоньками города, как звездами, осыпавшимися с тучного дождевого неба. Утром будет дождь наверняка. Влага каждый вечер оседает на асфальт, висит в воздухе и безо всякого дождя...

Яглом смотрел в окно и пил кофе. Художница сразу узнала его, невысокого, с утонченными чертами лица. «Еврейский красавчик, – брезгливо подумала она, скользнув по нему взглядом. – Придушить бы прямо здесь гаденыша».

Ресторан был разделен на зоны волнообразной чередой металлических тонких трубок, которые создавали уют. Потолок тоже сделан по форме волн из металлических рифленых конструкций, переходящих в эти металлические струи-трубки, призванные напоминать водопады. Как художница она оценила по достоинству интерьер, но ее позабавили микроскопические порции здешней высокой кухни. Она подумала, что Фардина они и вовсе взбесили бы. Он, наверное, неделю ворчал бы после посещения такого заведения.

Мысль о том, что она могла бы с Фардином вместе поехать отдыхать, заставила взгрустнуть. Что их ждет в будущем? Может, когда-нибудь они уедут вместе в Россию? Зная суровые нравы своей службы, она сомневалась, что российские спецслужбы обойдутся с ней мягче. Начнутся проверки... А вдруг не поверят, вдруг посадят или казнят? Фардин помнил прежние времена в Советском Союзе, он тоже не знал нынешние порядки и, кажется, сам опасался возвращаться, хотя вроде бы ностальгировал.

Она удивлялась, как беспечна была с ним прежде и не замечала очевидного. Фардин представлялся ей таким, каким она хотела его видеть, как податливый пластик для лепки. Симин слепила воображаемого Фардина при их первой встрече, и он застыл так, не меняясь, хотя сигналы были, но художница их проигнорировала. Из-за увлеченности им. А ведь потому ее и тянуло к Фардину – ведь родственные души.

Яглом беседовал по телефону, не догадываясь, что телефон снабдили жучком. Разговоры израильтянина слушали и знали, что завтра он встретится с неким «заместителем». Ни слова о документах, которые, согласно предположениям Фардина, Яглом мог привезти. Ну, по телефону подобное и не обсуждается.

Симин подмывало познакомиться с Ягломом. Подсыпать ему яд, который обладает отсроченным сроком действия и не оставляет следов – обнаружить их после вскрытия, да еще если прошло время, невозможно. Но, во-первых, он не станет общаться с незнакомкой, да еще и в мусульманской стране, хоть Турция и позиционирует себя светским государством. Во-вторых, опытный человек не оставит свой стакан без присмотра. В-третьих, войти с ним в прямой контакт – засветиться, что запрещено инструкцией. В отеле везде камеры видеонаблюдения. А заселялась она под своей реальной фамилией. Наконец, и яда у нее нет.

В гостиницу прописываться под другим именем рискованно – ее могли разыскивать покупатели картин, галеристы. А вот по каким билетам она прилетала и улетала, никто не проверял. И выходило, что художница как бы телепортируется из одной страны в другую, оставаясь исключительно в творческом пространстве. Ликвидацию обычно маскировали под несчастный случай. И никто не смог бы сопоставить перемещения по миру иранской художницы Сарда с происходившими «несчастными случаями» со знаковыми людьми.

Сюда она прилетела снова под другой фамилией. И каждый раз ей приходилось менять внешность при перелетах и прохождении пограничного контроля – нельзя исключать, что какой-нибудь пограничник – тайный ценитель искусства и однажды видел фото в газете или журнале известной Симин Сарда. А документики-то она предъявляет другие...

Однако, оказавшись в безопасной удаленности от пограничников, Симин снова становилась самой собой и свободно существовала в своем обличье.

Обыскать номер Яглома? Такая возможность существовала. Подкупленная афганская горничная помогла осуществить постановку прослушки в мобильный телефон. Пришлось запустить для этого мероприятия Навида в отель. Симин позвонила на ресепшн, чтобы пропустили к ней человека. Навид до нее не дошел, зато в телефоне Яглома появился жучок, а в кармане фартука горничной осела приличная сумма. Симин предпочитала не пользоваться услугами горничных, но выхода не было. Время поджимало, и оно же, время, снимало многие проблемы. Уже завтра-послезавтра группа свернется и умотает врассыпную.

С Навидом девушка работала уже лет пять. Он – технарь. Разбирается в автомобильных моторах, мобильниках – во всем, что можно раскрутить и собрать. Он изобретал поистине адские машинки для «несчастных» случаев. Исполнительный и молчаливый. Навид походил и на испанца, и на итальянца, довольно незаметный и универсальный во всех смыслах человек.

Фардин настаивал, чтобы они сработали особенно тщательно, имитируя несчастный случай. Те, к кому Яглом приехал, не должны ничего заподозрить. Но там дураков не держат. Заподозрить обязаны, даже если он прямо на их глазах поскользнется на банановой шкурке и расколет череп об асфальт. Проверят по камерам, кто ел банан, почему оставил шкурку, как часто убирают здешний квартал, потрясут дворников, дойдут до абсурда в степени подозрительности. Но именно с помощью такой въедливости раскрывались зачастую преступления, казавшиеся очевидно «несчастным случаем».

Посмотрев на Яглома в ресторане, Симин поняла, что этот человек не оставит в номере отеля документы, даже в сейфе. Осторожный тип. По движению локтей, почти все время прижатых к бокам, по быстрым взглядам, по вкрадчивому голосу, внешней неброскости, несмотря на красивое лицо, девушка заключила, что он слишком серьезный фрукт, чтобы пытаться обвести его вокруг пальца.

Она вдруг заволновалась, да так, что, торопливо рассчитавшись в ресторане наличными, поехала на лифте вниз, разглядывая в отражение зеркальных лифтовых стен свое озабоченное лицо. Сбросила сообщение на турецкий номер телефона: «Отменный обед. Хорошо бы таким же был и ужин». Остановила такси, затем отказалась в нем ехать, дождалась следующего, назвала адрес наргиле-кафе. Но, приехав на место, дождалась, когда таксист уедет, и только тогда пошла в другое кафе, находящееся через дорогу.

Навид уже сидел внутри, окутанный дымом кальяна, как вуалью. Симин подсела к нему за столик.

 – Что-то идет не так, – сказала она, при этом выглядела беспечной, бросила в рот черешню, лежащую в расписной плошке. – Он слишком непростой, чтобы так легко дать нам возможность поставить приборчик.

Навид кивнул. Лохматый, с черной щетиной топорщащейся на впалых щеках, он смотрел в одну точку на столе, словно медитировал. Однако Симин привыкла к подобной манере общения с ним. Она говорит, он слушает, иногда не соглашается, но без споров и пустой болтовни. Его доводы всегда веские и по делу.

 – Документы у тебя с собой? – спросил Навид, повесив трубку с мундштуком на ручку кальяна. Симин показала ему свой паспорт, приоткрыв сумочку. В номере остались только ее вещи, ничего, что могло указывать на ее принадлежность к спецслужбам и к Ирану. Вся одежда с китайскими бирками или Евросоюза. Она не исключала, что больше не вернется в отель.

Лихорадочно обдумывала сложившуюся ситуацию.

 – Жучок не стоило ставить, – высказал общую мысль Навид.

Он был против этого, но Симин настояла, поскольку на нее давили обязательства перед Фардином. Его желание узнать, с чем прибыл в Турцию Яглом, перевесило доводы разума и безопасности. Увлеклась. Погорячилась и, кажется, совершила просчет, который может стоить жизни всей группе.

 – Если предположить, что прослушку они раскрыли, сколько времени прошло? Он выезжал куда-то?

 Навид покачал головой.

 – У него арендована машина, стоит на стоянке отеля.

 – Зачем он ее арендовал, если ездит на такси? – заинтересовалась Симин.

Она тут же пожалела, что произнесла это вслух. Навид уловил смысл сказанного мгновенно, и та черта, которая раньше ее радовала и позволяла успешно решать совместные задачи, сейчас взбесила.

 – Думаешь, у него в машине хранится что-то ценное? Документы? Я хочу ее потрясти. Тем более, ее пора уже привести в надлежащее состояние.

Симин пожала плечами. Она решила, что документы они уже упустили и в машине ничего нет. Один из телефонов Навида звякнул. Пришло сообщение по мессенджеру. Навид назвал адрес, куда на такси приехал Яглом и уточнил:

 – Там табличка офиса «Фонд спасения».

Частью этой организации являются «Белые каски». Симин знала, что это фактически то же самое, что ДАИШ. Видела фотографии боевиков в обнимку с белокасочниками. «Что там забыл Яглом?»– девушка встала, надела куртку, которую снимала в душном прокуренном кафе. 

 – Пусть следят аккуратно. Если есть малейшие подозрения, что за Ягломом ездит кто-то еще, уходить немедленно, – распорядилась Симин. – Меняем план. Допросить его очевидно не удастся. Как только он сядет в арендованную машину, сворачиваемся и уматываем отсюда.

 – Ты сейчас в отель? – спросил Навид чуть удивленно.

 – Нет. Но лучше тебе не знать. Я на связи. Сообщай о малейших изменениях.

Симин вышла на ночную улицу, поторопилась поймать такси и направилась в дом к Хамди. Она много лет дружила с этим художником. Его картины совсем недавно стали продаваться за сотни тысяч долларов. Полезное знакомство. У художника дом на выезде из города на берегу Босфора. Хамди давно приглашал иранку в гости, и она, зная, что богемная публика не спит допоздна, ехала без опасения разбудить хозяина.

Уже на подъезде к вилле Симин увидела, что дом ярко освещен. Когда девушка, расплатившись, открыла дверцу такси, ее оглушила музыка. Она явно попала на праздник. Удачно.

Стоя у решетчатой калитки, нажала на дверной звонок, сомневаясь, что Хамди услышат что-то в таком грохоте. Симин набрала телефонный номер ресепшена «Интерконтиненталя» и попросила портье:

 – Это Симин Сарда из 754-го номера. Я хотела попросить, если мне будут звонить, сообщайте, что я у художника Хамди. А с утра меня можно будет найти в галерее на Каракей.

Фамилия известного турецкого художника станет для нее своего рода охранной грамотой. Ей надо потянуть время. Хамди ей очень обрадовался. Оказалось, что сегодня день рождения у его друга. Десятка три гостей, а то и больше. В огромном холле пахло анисовой водкой. Сильно анисом, даже по запаху липко, смешиваясь со сладковатым, травянисто-удушливым дымом. Симин подумала, что здесь самое удачное место для того, чтобы спрятаться, пропасть, исчезнуть, раствориться... Никто из собравшихся у Хамди прибалдевших парней и девушек с уверенностью не подтвердит, была ли здесь художница или нет. Ей достаточно помелькать тут однажды, чтобы потом утверждать, что она проторчала здесь целую неделю.

 – Я переночую у тебя сегодня, – обворожительно улыбнулась она высокому тощему художнику.

 – Симин, дорогая, почту за честь! – Он хотел ее похлопать по плечу, как парня, но опомнился, взмахнул рукой, поклонился и пропустил девушку вперед к лестнице. – Выбирай любую комнату. Ты королева!

Королева прошла по дому. Она не собиралась сразу подниматься в спальню. Ей необходимо было помелькать, пока еще градус вечеринки не достиг точки кипения. 

Звонок от Навида застал ее в саду. Она бродила по газону, блестевшему от дождя и бликов от гирлянд. Под навесом на кафельном полу стоял массивный стол, уставленный бутылками и блюдами с фуршетными закусками. Официанты в черных брюках и белых рубашках молча уносили грязную посуду. При всем кажущемся хаосе в доме царил порядок, и прислуга у Хамди вышколенная. В Турции за работу держатся.

Навид написал сообщение по закодированному «Скайпу» и все равно не в открытую, эзоповым языком: «Я взял. Тачка оказалась с начинкой. Теперь там другое наполнение. Какие действия?». «Ты забрал начинку?» – торопливо набрала Симин, чувствуя,  как дрожат пальцы. «Да». «А если он завтра перед выездом проверит?» «Я верну, но не могу без тебя».

Симин занесла руку над сенсорным экраном. Ее лицо, подсвеченное белым светом, выглядело мертвенно-бледным. Художница понимала, о чем он. В их группе любые документы имеет право смотреть лишь она. А поэтому без нее делать копии он не может. Только в случае гибели руководителя группы.

«Встречаемся в два через сорок», – написала она.

Вторая точка – круглосуточный магазин «Каньон». 

Она успела доехать за полчаса. Надела платок, спрятав волосы. Это сильно меняло ее внешность. Она прошла сразу во внутренний двор огромного торгового комплекса, состоящего из двух изогнутых волной зданий. В узком пространстве между зданиями, под открытым небом росли деревья и кусты, стояли скамьи у продолговатых бассейнов. Если бы не сверкающие витрины, можно было бы подумать, что это и в самом деле урбанистический каньон.

Навид сидел под деревом на скамье и смотрел на воду стеклянным от усталости взглядом. Ночной «Каньон» не пустовал. С девяти вечера до ноля часов тут действуют дополнительные скидки. Местных они не слишком прельщают, денег лишних нет, а вот туристов... Так что супермаркет выглядел довольно оживленным.

 – Что там? – Симин села рядом, но смотрела в другую сторону.

 – Флешка. С трудом нашел ее под днищем. В защите картера. Я туда по своим надобностям, как ты понимаешь, лазил. – Что-то смущало Навида. – Я нарушил правила и заглянул в аудиозапись. Там немудреная защита. Симин, это фурор! – Он повернулся к ней, глаза у него блестели. Но блеск потух, едва он наткнулся на взгляд девушки.

  – Ты вернул флешку?

 – Нет, я же сказал. Только глянул, но копировать без тебя не стал. Держи, – он незаметно передал ей электронный носитель.

Обыкновенная черная флешка. Симин опустила обе руки в свою сумку, словно искала там что-то, сунула флешку в кардридер, позволявший без компьютера перенести информацию с одной флешки на другую. Если бы понадобилось копировать бумажные документы, пришлось бы фотографировать.

 – Мы обсудим твое грубейшее нарушение приказа позже, – сказала она сухо. – Тебе необходимо сейчас же вернуть флешку на место. Ты никого из наших не информировал?

Она плечом ощутила, как вздрогнул Навид, и пояснила, смягчив тон, не желая его вспугнуть:

 – Если никто не будет знать о твоей находке, а тем более о том, что ты сунул нос, куда не следовало, я, может, промолчу о твоих авантюрных действиях. Посмотрим, как ты проявишь себя. Завтра он едет за город и, я надеюсь, не доедет до пункта назначения. Теперь поезжай, а затем встретимся на набережной у Галатского моста. Увидимся на мосту. Успеешь до двух? А то кафе там закрываются.

Навид кивнул. И, забрав флешку, ушел. Симин отерла повлажневший лоб и оглянулась, пытаясь понять, где здесь туалет.

В кабинке она достала портативный компьютер из сумки. В наушниках зазвучал мужской голос, затем второй мужчина присоединился к беседе. Говорили на английском, но один явно американец, а в английском другого отчетливо звучал турецкий акцент. Симин внимала минуты две, ловя каждое слово, и бледнела. У нее дрожали руки, она едва не упустила в унитаз компьютер.

Запись длилась часа полтора, но с первых слов ей стало очевидно, что флешку отдавать своему руководству в МИ ни в коем случае нельзя. Поняла и то, что не хотела принимать, однако неизбежное надвигалось неумолимо, как скоростной поезд. И надо будет успеть выскочить из-под колес этой железной махины.

Симин с перепугу от услышанного не смогла сразу вспомнить номер телефона и парольную фразу. Сбившийся платок она суетливо поправила у зеркала, умылась и вспомнила наконец все необходимое. Отправила сообщение для связного Эмре все в том же «Telegram», не рассчитывая на быстрый ответ, который ей сейчас был необходим как воздух.

Но Эмре не спал. Предупрежденный Центром, он ожидал звонка или визита. Даже не пошел домой, остался ночевать в своей парикмахерской, притулившейся в узком пространстве между домами, давно превратившегося в трущобы греческого Фенера, брошенного греками, бежавшими из Турции. Многие дома пустовали. Но в парикмахерскую к Эмре ходили по старой памяти. Особенно портовые трудяги, рыбаки, простые парни, которым нравилось поболтать с Эмре о политике, а то и посмотреть вместе футбол.

Эмре Дамла лежал на топчане, на котором когда-то у него ночевал Горюнов, в бытность его в Турции. Сюда приехала и Симин, бросив машину на набережной и пешком добравшись до парикмахерской.

Свет горел в дальней комнате-подсобке, там мерцал и телевизор, но Эмре открыл дверь тут же, словно затаился в темноте в парикмахерском зале со старинным креслом, напоминавшим пыточное.

 – Проходи быстрей, – шепнул он. – За тобой никого?

 – Дождь скоро начнется, – чуть удивленно, что он так легко ее запускает, сказала Симин парольную фразу. – Может, и гроза будет?

 – Так бывает над Босфором. То ясно, а то вдруг налетит шторм, поднимет волну, – ответил парикмахер.

Симин разглядела его уже в соседней комнате. Молодой мужчина такого типа, который ей не нравился – вечный юноша. Истертые выцветшие джинсы, мятая бледно-желтая рубашка-поло, серьга в ухе и тонкие усики на круглом лице. Что-то в нем ей померещилось лакейское. Однако сейчас она готова была кинуться к нему на шею и поплакаться, в такую ситуацию угодила...

Эмре тоже рассматривал девушку с интересом. Платок скрывал волосы, но он видел по контурам, что платком покрыта внушительная копна волос. Продолговатые почти черные глаза словно вобрали в себя стамбульскую ночь, царившую за пыльным витринным окном парикмахерского зала. Но в ее глазах ночь холодная, ледяная, наверное, зимняя, когда ветер с Босфора влажный и стылый и деваться на улицах древнего города некуда. Парикмахер не знал деталей ее пребывания в Стамбуле, его просили только содействовать в непредвиденной ситуации. И такая ситуация наступила, судя по каменному лицу девушки.

Она присела к столу, телевизор все еще транслировал футбол, но без звука. За распахнутой дверцей металлического шкафчика, стоящего в углу, виднелся белый парикмахерский халат и кожаная куртка.

Симин выложила на стол флешку.

 – Я не могу это везти с собой через границу. Необходимо передать ее в ваш Центр.

Его резануло уточнение «ваш» Центр. Он не мог знать всех тонкостей взаимоотношений Москвы с этой персиянкой. Эмре обычный связной. Но понял, что отношения непростые.

 – Передадим, – Дамла взял флешку и положил в один из конвертиков, стопка которых лежала на столе.

Девушка с беспокойством проследила за его манипуляциями. Он заметил.

 – Да что ты так волнуешься? Передам все в лучшем виде.

– За это меня казнят, – произнесла она сдавленным голосом и, опустив голову, стянула с головы платок. Волосы рассыпались по плечам.

Парикмахер невольно залюбовался ею, подумав, что могло такую красавицу вынудить заниматься разведкой. Он не верил в призвание. Видел только одного человека, служившего по призванию – Горюнов. Тот просто рожден с такими нервами, психикой и энтузиазмом. «Какой-то генетический сбой», – думал о нем Эмре с улыбкой.

– У тебя есть яд? – спросила вдруг Симин.

– Чего? – он выкатил на нее глаза. – Ты спятила? Если тебя должны казнить, зачем ускорять процесс? Или боишься пыток? Тогда не возвращайся в Иран.

Она грубо выругалась на фарси. Если бы ее услышал Фардин, изумился бы витиеватости фразы, прозвучавшей из такого красиво очерченного ротика. Эмре уловил интонацию и покраснел.

– Выбирай выражения. Зачем тебе яд, можешь объяснить?

– Мне придется убрать члена своей группы. Он не должен вернуться в Иран. Он знает об этом, – она покосилась на конверт с флешкой, который теребил в руках Эмре. – Нарушив инструкции, прослушал запись. По приезду надо будет отчитываться, и он отчитается... О флешке и о содержании записи.

– Э, нет, выкручивайся сама. Мое дело передать. Мне хватает и своих рисков.

– Хорошо, пусть не яд, а препарат для сердца, который у здорового вызовет фатальную аритмию.

Эмре закатил глаза от возмущения, но, поизучав потолок с серыми клоками паутины, нехотя признался:

– У меня сестра в аптеке работает, фармацевт, в этой фигне разбирается. Но я не могу ее подставлять.

– Через сорок минут я должна поехать на встречу с моим человеком. Другой возможности с ним увидеться до отъезда не представится.

Достав телефон, Эмре снова закатил глаза, но начал набирать номер.

– Зачем я ввязался в это? – спросил он в пространство и заговорил в трубку: – Красавица, извини, что так поздно. Есть к тебе дело. Очень срочное и важное. Да никуда я не вляпался! Я могу  подъехать? – обернувшись к Симин, он велел: – Сиди здесь. Я задерну штору на двери, тогда с улицы не видно свет. Жди.

За двадцать минут его отсутствия Симин взяла себя в руки. Обратной дороги нет. Надо уматывать из Турции, пока за ними по следу не пустили все спецслужбы. Она сомневалась, что Яглом вообще поедет на этой проклятой машине. Но флешка до сих пор под днищем машины, а значит есть шанс завершить операцию успешно. Она никогда с такой пылкостью не желала смерти своим объектам, как сейчас. Яглом – участник той беседы с флешки. Подонок! Грош цена выводам этого дутого эксперта. А выводы его приводят каждый раз к новому витку войны.

– Тварь, мразь, – ругалась она негромко.

Симин с радостью бы привезла запись в Иран, если бы не просьба Фардина все, что удастся добыть, передать ему или в Центр через Эмре. Хорошо бы опубликовать запись. Как бы забегали все американские и еврейские тараканы, да и турки. Иранская нефть нужна им как воздух, но они стелются под американцев…

Но так же она знала, что банальная публикация практически ничего бы не дала. Участники данной беседы сказали бы, что запись фальсификация. И хоть ты обклейся с ног до головы заключениями экспертов о ее подлинности, они будут твердить свое. Такая информация лучше срабатывает не в публичном поле.

Вернулся Эмре Дамла, вымокший от дождя и спешки. Протянул ей две ампулы.

– Знала бы, чего мне это стоило, – пропыхтел он, снимая куртку и вешая ее на спинку стула.

– Я твоя должница. Как это работает?

– Можешь вылить в напиток, можешь вколоть ему, – Эмре, спохватившись, достал из кармана куртки упаковку с одноразовым шприцем. – Лучше вколоть, она так сказала.

– Ты ей объяснил, для чего? – оторопела Симин.

– Нет, конечно. Спросил препарат от аритмии для приятеля - нелегального эмигранта. Официально к врачу обращаться он не станет. Четверо детей, а он в любой момент может помереть, – улыбнулся Эмре самодовольно. – Я поинтересовался, что будет, если здоровому вколоть это? Отек легких и остановка сердца. Снять можно только мгновенным введением противоядия. Это препарат наперстянки. Если сразу не помрет, то мучиться будет. Головная боль, рвота, судороги... Слепота.

Симин спрятала ампулы, не говоря ни слова. Взглянув на часы, начала быстро надевать платок. Эмре покачал головой, подивившись ее каменному лицу. Все ж таки напарника травить собралась...

– У этой дряни есть вкус? Горькое небось? – спросила девушка, подходя к двери, занавешенной шторой.

– Там содержится лактоза, сестра сказала, что сладковатый вкус.

– Ты не уходи отсюда, – попросила она. – Мне нужны билеты на самолет. Срочно. Вот на эти документы, – она выложила из сумочки паспорт. – На любое направление, кроме Ирана. Лучше в Европу.

– Как срочно? – Эмре без лишних вопросов спрятал паспорт в нагрудный карман рубашки.

– Не позднее двух часов дня завтра. – Она решила, что, каков бы ни был исход поездки Яглома завтра за город, ей лучше улететь. Группа уедет следом. Они от нее не зависят.

   ***

Кафе на Галатском мосту еще не закрылось, но официанты уже ставили стулья на столы. Протирали столешницы. Но клиенты пока не ушли. Четверо громких немцев и две француженки. Местные сюда почти не ходили, слишком дорого. Навид уже сидел внутри, пил яблочный чай из узкого стаканчика.

– Все в порядке? – спросил он опоздавшую Симин. По договоренности ждали друг друга на точке десять минут и исчезали до выяснения обстоятельств. Это позволяло сохранить группу в критической ситуации.

В экстренной обстановке Симин была наделена практически неограниченными полномочиями. В том числе и на ликвидацию кого-либо из членов группы в случае угрозы провала всей операции.

– Что Яглом забыл в офисе этих ублюдков? – Навид имел в виду белокасочников. – Встречался с кем-то?

– Слушай, – Симин подалась вперед. – Флешку через границу мы не потащим. Сходи в туалет, утопи ее. А заодно симкарты со своих телефонов. Завтра проконтролируешь и можно сворачиваться. Со мной больше не связывайся. С парнями тоже. Только по резервным телефонам. У тебя они где?

– Симки? В номере отеля. Ты уже передала информацию?

– Разумеется.

Под столом девушка протянула ему пустую флешку. Пока он ходил, Симин сломала головки ампул и вытряхнула содержимое ему в стакан. Она знала наверняка, тут нет никаких камер, поэтому и назначила встречу именно здесь. Посетителей мало, они увлечены своей беседой.

Неожиданностей не произошло. Вернувшийся Навид допил свой чай.

– Расходимся, – встала Симин и неторопливо прошла по залу кафе, хотя ей хотелось убежать.

Девушка быстро шла по мосту в сторону Галатской башни. И только когда сошла с моста, оглянулась. Увидела сквозь дождевую пелену темную фигуру на нижнем ярусе моста, где располагались ресторанчики и кафе, все еще ярко освещенные. Симин разглядела, что Навид остановился, приблизился к перилам. Со стороны казалось, что он любуется ночным Босфором. Но он уже ничего не видел. Через минуту, перевесившись через парапет, он упал в воду пролива...

Симин решила добраться пешком до парикмахерской. Тут недалеко. Она шла, думая, что Фардин ей слишком дорого обходится. Перед ее глазами, залитыми дождем и слезами, стояло лицо Навида.

У Эмре уже был готов для нее даже посадочный талон, а не только электронный билет до Парижа. Парикмахер посмотрел на ее лицо, все такое же бесстрастное и опустошенное.

– Может, ты есть хочешь? – спросил он, кивнув на стол, где лежали две порции еще дымящегося денера, каждая лепешка завернута в грубую коричневую бумагу.

Она почувствовала, что и правда мучительно хочет есть.

– Я возьму с собой? – полувопросительно полуутвердительно сказала она.

– Для того и куплено, – согласился Эмре, – забирай хоть обе.

Симин взяла только один денер. Съела, едва успела добежать до парапета и ее вырвало. До дома Хамди она ехала, как в тумане. От ворот дома написала члену группы Пынару сообщение:

«Навид не выходит на связь. Докладывай о любых изменениях мне лично. Завтра проконтролируйте выезд за город. Фото для отчета».

А вечеринка у Хамди продолжалась. Запах марихуаны уже развеялся, оставался только плотный, табачный и кальянный, которым тянуло из большого зимнего сада с экзотическими тропическими растениями и террариумом. Пройдясь по дому в поисках хозяина, Симин остановилась у бокса со скорпионом. Она отражалась в пластиковой стенке его жилища, уже без платка, с броской косметикой, которую нанесла на лицо в машине за несколько метров от дома художника.

«Скорпион, наверное, тоже считает себя привлекательным, – Симин постучала ногтем по стенке бокса. Скорпион подбежал ближе и наставил на нее свой хвост с острым жалом. – Правильно, всем жить хочется».

– А, Симин, дорогая! – окликнул ее пьяненький Хамди, он держал в руке кисть и то ли дирижировал неслышимой музыкой, то ли рисовал одному ему видное полотно. – А я тебя потерял. – Он очевидно уже забыл, что она спрашивала у него ключи от машины.

– Так я до пролива прогулялась. Красиво. Рай для творческого человека. Только завтра мне уже улетать. А так не хочется...

– Оставайся!

– У меня к тебе просьба. Я хотела от тебя прямо в аэропорт поехать...

– Бери любую машину, бросишь в аэропорту, мой водитель потом заберет. Документы только не забудь оставить в ящике для перчаток.

– Нет, дорогой Хамди, я не о том. Я возьму такси. Хотела попросить тебя о другом. Не мог ли кто-то из твоей прислуги утром съездить в отель и забрать мои вещи. Я дам электронный ключ, предупрежу на ресепшене. Номер оплачен до послезавтра.

– Брось меня уговаривать, – с интонациями султана сказал Хамди. – Меня в городе знают. Я сам заеду за твоими вещичками.

«Если проспишься к тому времени», – улыбаясь подумала Симин.

Она поднялась в спальню, заперла дверь. Комната напоминала покои в гареме, со множеством тканей, задрапированными стенами, с крупными из цветного стекла фонарями-лампами, свисающими с потолка.

«Господи, как в сувенирной лавке», – Симин погасила свет и легла на постель в одежде, разложив рядом с собой мобильные телефоны.

...Утро не принесло облегчения. Глядя на себя в зеркало в огромной ванной комнате, примыкавшей к спальне, Симин увидела маску, а не лицо. А через несколько минут она узнала из местных новостей по интернету, что мужчина – паломник из Бейрута упал с Галатского моста. По предварительному заключению он скончался от острой сердечной недостаточности.

Тут же пришло сообщение от Пынара: «Новости видела? Это наш?» Симин помедлила и все же написала: «Похоже. Что у тебя?» Долго она ждала ответа: «ОН уехал десять минут назад».

Художник Хамди и правда сам съездил за вещами Симин и настойчиво предлагал отвезти девушку на аэродром.

– Я помашу тебе на прощанье, а потом, как Марк Шагал, напишу тебя, летящей по небу. Маслом напишу. Такими крупными мазками. Тебя надо непременно крупными...

– Не такая уж я габаритная, – отшутилась Симин. – Начинай работать уже сейчас. А я прекрасно доберусь на такси. Мне так удобнее.

Ей необходим был сторонний свидетель-таксист, способный подтвердить, что Симин Сарда уезжала в аэропорт из дома Хамди. Уже в аэропорту она получила долгожданное послание Пынара: «Готов. Горит как факел. Дорога после ночного дождя. Достал его с того света». Он имел в виду Навида. Симин ответила: «Напиши остальным, пусть уезжают. Без суеты».

Она прошла на посадку. Снова в платке, в очках с простыми стеклами, с пририсованной на щеке родинкой – все как на фото в паспорте.

Уже когда самолет взлетел и можно было отстегнуться, Симин встала, прошла до туалета и, запершись в кабинке, почувствовала, как грудь разрывают рыдания. Она закусила губу, чтобы не завыть в голос. Через несколько минут, вернувшись на свое место, она до самого Парижа сидела в кресле, уставившись в одну точку, обессилев совершенно.

   

Роман Ирины ДЕГТЯРЕВОЙ «СИРИЙСКАЯ ЖАРА»

опубликован в журнале «ПОДВИГ» №08-2020 (выходит в АВГУСТЕ)