Роман АНТРОПОВ

В ПИТЕРСКИХ ЗАКОУЛКАХ
Отрывок из романа

СТРАШНЫЙ БАЛЬНЫЙ ГОСТЬ
Несмотря на поздний ночной, вернее, ранний утренний час (было около пяти часов утра), у роскошного дома-особняка графа и графини Г. царило большое оживление.
Один из их частых и блестящих балов кончался. Начался разъезд гостей, сплошь принадлежащих к петербургскому высшему свету, к самым отборным сливкам его.
– Карета его сиятельства князя В.! – зычно кричал огромный швейцар в расшитой ливрее с булавой.
– Сани ее сиятельства графини С.!
– Карета барона Ш.!
Выкрики шли непрерывно.
К подъезду, ярко освещенному, подкатывали экипажи.
Из него, закутанные в богатые собольи ротонды, шубы, шинели, выходили великосветские гости и, поддерживаемые ливрейными лакеями-гайдуками, усаживались в кареты и сани.
– Пшел! – раздавался приказ, и лошади, застоявшиеся на морозе, дружно подхватывались.
Разъезд затихал.
Все реже и реже сверкали рефлекторы каретных фонарей у подъезда роскошного особняка, и скоро их уж совсем не стало видно.
Разъезд окончился, резная, с зеркальными стеклами дверь закрылась.
В морозной зимней ночи воцарилась удивительная тишина.
Некоторое время еще из окон графского особняка вырывались волны яркого света от золоченых люстр, бра, канделябров, но мало-помалу огни стали притухать то в одном, то в другом окне.
Блестяще-феерическая "иллюминация" вечно пирующего в утонченных празднествах-оргиях российского барства погасла.
Дом-дворец погрузился во тьму.
Но там, внутри этого палаццо, жизнь еще не совсем замерла.
Еще сытые, вернее, пресыщенные, развратные лакеи в своих смешных камзолах и гамашах спешно доканчивали свою работу: крали объедки и опивки с барских столов и приводили в порядок анфиладу роскошных зал и гостиных, стараясь оставить себе поменьше труда на утро, к которому все должно было принять свой обычный вид.
– Довольно, ступайте спать... В девять часов утра докончите все остальное! – внушительно отдал "ордонанс" тучный, упитанный мажордом.
И все разошлись.
...Графиня встретилась со своим великолепным супругом у дверей своей половины.
– Всегда, всегда – царица бала! – восторженно поцеловал он руку жены.
– Но как я устала! Спокойной ночи, впрочем, утра, – томно улыбнулась она, целуя его в лоб.
Вот и ее будуар, такой нарядный, красивый, весь пропахший запахом ее любимых духов.
– Скорей, скорей в постель! До смерти устала!
И, упоенная сознанием своей красоты, молодости, блестящего положения в свете, своим сегодняшним триумфом, она направилась через будуар в спальню.
Но лишь она успела сделать несколько шагов, как вдруг остановилась, вся задрожав и похолодев от ужаса.
– Боже мой... Что это?!
Она пробовала крикнуть, но голоса не было. Она пыталась броситься бежать, но ноги, ее изящные прелестные ножки в бальных туфлях, словно приросли к пушистому ковру ее будуара.
Высокие китайские ширмы, прикрытые развесистыми листьями пальмы, зашевелились, заколыхались, и из-за них показался яркий свет двух огненных огромных глаз, напоминающих собой круглые фонари.
Миг – и что-то страшное, бесконечно страшное стало подыматься, расти и одним прыжком ринулось к ней.
Это "что-то" была фигура какого-то отвратительного чудовища – не то зверя, не то человеческого существа.
Обезумевшей от ужаса графине бросились в глаза черная мантия, крыльями развевающаяся вокруг чудовища. Голова – почти совершенно круглая. Но какая голова!
Широко раскрытая пасть с толстыми, красными губами, из которых высовывался красный язык, нечто вроде змеиного жала. Огромные круглые глаза чудовища горели багровым светом. Но руки, готовые вот-вот схватить ее, были как бы человеческие.
– Ни с места, графиня! Ни одного звука, ни одного движения, иначе вы погибнете, – раздался в роскошном будуаре хрипло-свистящий шепот страшного чудовища.
Какой поистине дьявольской насмешкой звучали эти слова: "Ни одного звука! Ни одного движения!"
И без предупреждения об этом несчастная великосветская красавица не могла из-за смертельного страха-столбняка ни крикнуть, ни двинуться.
А страшное крылатое чудовище с лицом вампира все ближе и ближе подходило к ней.
– Я – последний гость вашего бала, но и самый страшный, графиня. Что? Вы боитесь меня? О, не бойтесь, я не страшнее тех напудренных, раздушенных лживых господ, которые с лестью на устах, но со смертельной завистью и ненавистью на сердце скользили вот сейчас по паркету вашего дворца. Я – кровопийца-вампир.
– Господи... – еле слышно слетело с побелевших уст графини.
– Да, я – вампир. Вы никогда не слыхали о существовании этих существ, которые так любят прижиматься к теплой груди людей и медленно, с наслаждением высасывать капля по капле всю их кровь?.. Но слушайте меня. Я принадлежу к породе особых вампиров: не щажу мужчин, но жалею женщин... таких красивых, как вы, графиня.
Голос, несомненно, человеческий, несколько привел в себя великосветскую львицу.
– Я... я, кажется, сплю, брежу... или схожу с ума... Что вам надо? Пощадите меня... кто вы?
Она говорила как бы в припадке сомнамбулизма, тихо, не сводя глаз с отвратительного призрака-чудовища.
– Кто я? Вы уже знаете. Что мне надо? Вас. Пощадить вас? Хорошо. Я пощажу вас, но с одним условием.
– С... каким... условием?..
– Вы должны принадлежать мне или погибнете. К утру найдут ваш труп. Он будет белее вашего платья. Я люблю вас, вы должны быть моей. Клянусь, вы не знаете, что такое любовь существ особого мира, сверхчеловеческой области!
И чудовище сделало шаг по направлению к графине.
– Во имя неба, спасите меня! – громко крикнула она. – Кто там... спасите...
Но крик ее был заглушен тяжелыми портьерами, мягкой мебелью, пушистым ковром...
А вампир все ближе, ближе... Уже его цепкие страшные руки-лапы касаются ее... Уже свет его багровых глаз впивается в ее искаженное ужасом лицо, уже слышно у самых щек, у самых губ его горячее, прерывистое дыхание.
– Ах! – пронесся последний вопль-крик бедной жертвы. Высоко взмахнув руками, она покачнулась, зашаталась и грянулась навзничь, во весь рост.

ГРАФ Г. у СЫЩИКА ИВАНА ДМИТРИЕВИЧА ПУТИЛИНА
– Теперь вся надежда на вас, дорогой господин Путилин! Только вы один можете расследовать это непостижимое и страшное приключение ночью в будуаре моей жены.
Такими словами окончил свой рассказ сильно взволнованный граф Г., приехавший к Путилину в два часа дня, стало быть, очень скоро после злополучного бала.
Признаться откровенно, я, присутствовавший при этом объяснении графа с великим сыщиком, был поражен и озадачен немало.
– Как чувствует себя теперь графиня? – спросил Путилин.
– Теперь несколько лучше, хотя все еще в сильном нервном состоянии. Около нее – целый консилиум докторов. Утром же ее нашли лежащей на ковре в глубоком обмороке.
– И когда графиня была приведена в чувство, она рассказала вам о страшном ночном приключении?
– Да, monsieur Путилин.
– Скажите, граф, ваша супруга не страдает нервами?
– О нет! До сих пор она не имела понятия ни об истериках, ни об обмороках. Всегда веселая, живая, полная силы, молодости.
Мой друг погрузился в раздумье.
– Конечно, вы были страшно потрясены, граф, но, однако, вы не заметили случайно, не произведено ли какое-нибудь хищение из будуара вашей супруги?
– Мне кажется, что нет. Все драгоценности, надетые на ней: диадема, колье, серьги, браслеты, кольца – в целости.
– Вы произвели допрос вашей прислуги – не слышали ли они какого-нибудь шума, не видели ли кого-нибудь, выходящего из дома?
– О да. Они клянутся, что ничего не слышали и не видели.
– А, кстати, штат вашей прислуги весь налицо? Ни один человек не исчез сегодня поутру?
– Все налицо. У меня у самого мелькнула мысль, не является ли это гнусной проделкой какого-нибудь своего, домашнего негодяя.
– Я сделаю все от меня зависящее, граф, чтобы пролить свет на это загадочное приключение, – с чувством проговорил Путилин. – Помилуй бог, какие страсти завелись у нас в Петербурге – вампиры-кровопийцы!
– Спасибо, большое вам спасибо!
Граф распростился с нами и уехал. Когда мы остались одни, мой друг повернулся ко мне и быстро спросил:
– Что ты скажешь на это, доктор? Не правда ли, случай чрезвычайно интересный?
– Совершенно верно, Иван Дмитриевич, но при этом и чрезвычайно загадочный.
– Твое мнение?
– Как врачу, мне является мысль, не имеем ли мы дело с любопытным явлением, известным в медицине под определением психоневрозной галлюцинации? У барыньки от всех этих шумных балов могли скрытым, незамеченным образом разыграться нервы настолько, что ее хватил припадок молниеносного помешательства. Ну а как не врачу, а другу знаменитого сыщика, мне приходит в голову такое соображение: не замешан ли во всей этой драме самый обыкновенный любовный адюльтер?.. Наши чопорные матроны на этот счет грешат, ей-богу, не менее, чем деревенские матрены.
– Браво, доктор! – оживленно воскликнул мой друг. – Твое последнее соображение мне нравится...
– Ваше превосходительство! – раздался голос агента в дверях кабинета. – Какой-то будочник-полицейский домогается вас видеть.
– Так впустите его, голубчик.
В кабинет, в своей классически знаменитой форме былых полицейских-будочников, почтительно-робко вошел саженный детина. Вошел и вытянулся, руки по швам.
– Здравия желаю, ваше превосходительство! – гаркнул он.
Путилин улыбнулся. Он сам, вышедший из маленьких полицейских чинов, любил этих наивных, бравых "служивых" и всегда относился к ним мягко, сердечно и в высшей степени доброжелательно.
– В чем дело, голубчик? По какой надобности ко мне пожаловал?
– По необыкновенной!
– Почему же ты в квартал свой не обратился, если у тебя необыкновенный случай?
– Так точно, ваше превосходительство, мы обращались с донесением, а нам, как бы сказать, по шее накостыляли.
– Нам? – расхохотался Путилин. – Кому же "нам" – тебе и мне?
Будочник даже засопел от страха.
– Ну-ну, выкладывай, что с тобой стряслось.
– Похоже, ваше превосходительство, по городу нечистая сила разъезжает! – с какой-то отчаянной решимостью выпалил он.
– Что такое? Нечистая сила?
– Так точно-с! Стою это я позавчерась у моей будки, вдруг гляжу, несется, словно вихрь какой, тройка, чуть не прямо на меня. Я, стало быть, еще ямщику крикнул: куда, дескать, дьявол, прешь? Поравнялась со мной, глянул я на седоков, кои в санях сидели, да так и присел наземь. Мать Пресвятая Богородица, страсть-то какая! Не люди в санях сидят, а нечистая сила, черти! Вот как перед богом говорю, ваше превосходительство! Закутаны-то они в шубы человечьи, а лики-то у них сатанинские, дьявольские.
– Какие же именно?
– А так, примерно сказать: глаза круглые, навыкате, будто шары какие, и горят это они огненным огнем. Стра-а-асть, голова круглая, губищи – во какие! – оттопырены, и из них тоже будто огонь идет. Ахнул я, а тройка уж мимо меня промчалась.
– Сколько людей, то бишь чертей, сидело в ней? Один?
– Никак нет, только не один... Три будто, а то – четыре.
– А тебе все это не причудилось? Пьян ты не был?
– Никак нет, ваше превосходительство.
– И больше, чем один, был в санях?
– Больше.
– И у тебя не со страху в глазах утроилось?
– Никак нет-с!
– Один только раз видел заколдованную тройку?
– Вчера-с опять видел!
– Что же сказали тебе в квартале, когда ты рассказал о своем диковинном видении?
– Что будто я пьян, а потом... того... накостыляли.
– Ступай. Запишись у агента: кто ты, где твоя стоянка.
– Слушаюсь, ваше превосходительство! – лихо гаркнул будочник и вышел из кабинета.
– Однако, – задумчиво произнес Путилин, – надо, доктор, действовать, и поспешно. Помилуй бог, первый раз в жизни мне придется иметь дело с существами из оккультических наук! Вампиры-кровопийцы... Гм... Так как я не имею удовольствия принадлежать к разряду красивых женщин, которых они, эти вампиры, милуют, то... то мне грозит смертельная опасность. Так ведь, доктор?
– Так, если тебя не вывезет твоя знаменитая "кривая"... – серьезно ответил я.

Роман Романа АНТРОПОВА «В ПИТЕРСКИХ ЗАКОУЛКАХ»

и послесловие Сергея ШУЛАКОВА "СРЕДИ ГРАБИТЕЛЕЙ и УБИЙЦ"
опубликованы в журнале «Детективы «СМ» №03-2016 г. (выходит в июне)