Ирина ДЕГТЯРЁВА

"МИРАЖИ ИДЕЙ"

Отрывок из романа

  Темнота окружала Ставроса, даже когда он открыл глаза. Непробиваемая, кромешная, пугающе усугубленная запахом бензина, кожи и каким-то легким, кажется яблочным, ароматизатором.
  Он откинулся на твердые, неровные стены. Сначала подумал, что это подпол или ящик. Ставрос не был связан и смог ощупать поверхности сбоку, сверху, под собой. Он лежал на резиновом коврике. Стены на ощупь были бархатистыми, кое-где попадались металлические холодные детали.
  Ушибленная голова соображала плохо, но инстинкты работали, и они сейчас, опережая мозг, как сигнализация, вопили, паниковали, призывали включиться сознание немедленно, без раскачки.
  Ставрос услышал, как где-то рядом проехала машина, затем еще одна. Иногда раздавались голоса проходящих мимо людей. Характер шума говорил о том, что его темница каким-то образом находится чуть ли не посреди улицы. Он сообразил, что лежит на боку в багажнике легковой машины. Вспомнил слова одного из этаровцев о взрывчатке и предположил, что в машине не только он, но и взрывное устройство.
  После взрыва, если он произойдет, полицейские найдут обгоревший труп в багажнике.
«...Пускай легавые потом разбираются...» – так сказал Себер. Это Ставрос хорошо запомнил перед тем как отключиться.
  Времени переживать и думать, что в любой момент может рвануть, у Ставроса не было. Он быстро нащупал в кармане ключи, которые не отобрали этаровцы. Брелок-фонарик осветил багажник изнутри, и Ставрос в изумлении понял, что не просто закрыт на обычный ключ, но вокруг замка, по-видимому, старой проржавевшей машины, продета цепь, и она, наверное, снаружи заперта на висячий замок. Поэтому пленника не связали.
  Ставрос потянулся себе за голову и в боковой стенке нащупал панель. Она открылась. Внутри, среди связки проводов вертикально стоял кожаный сверток. Набор для смены колес, которым, похоже, никогда не пользовались, а потому забыли его здесь. Не мешкая, Ставрос поискал крепления на одной из стенок, ведущей в салон автомобиля, которая одновременно являлась обратной стороной заднего сиденья. Поддел их монтировкой и выбил сиденье ногами.
  Света особо не прибавилось. На улице была ночь, да и улица плохо освещалась. Что-то слабо мерцало на переднем сиденье. Ставрос мельком взглянул: там лежало взрывное устройство, и мелькавшие зеленые цифры в узком окошке красноречиво сообщили, что времени почти не осталось. Семь минут.
  Ставрос безуспешно подергал дверь. Тогда, все той же монтировкой, он выбил стекло на пассажирском месте и протиснулся наружу. Теперь надо было уносить ноги. Но не вышло. Пуля, прилетевшая из темноты, выбила кирпичную крошку из стены дома за спиной Ставроса. За ней последовали еще несколько.
  Ставрос повалился на тротуар между машиной и домом. Пули больше не прилетали. Стрелок или стрелки, наверное, решили, что грек ранен, но он не сомневался – стоит ему высунуться из своего укрытия, выстрелы возобновятся. Выпускать из капкана его никто не собирался. А время на таймере, установленном на «адской машинке», исчезало, таяло, как и призрачные надежды на спасение.
  Он быстро взглянул вправо и влево. Стена дома тянулась в обе стороны бесконечно – и в ней ни окон, ни дверей. Не добежать. Застрелят.
  Ставрос прислушался. Откуда-то издалека доносилась сирена полицейской машины. Они успеют... как раз к взрыву.
  Он вдруг почувствовал, что на коленях намокли брюки, и только сейчас заметил – идет мелкий дождь. Ставрос опустил голову и увидел влажно поблескивающую металлическую крышку канализационного люка.
  Он мгновенно понял, что нужно делать, благо монтировка лежала на тротуаре рядом. Люк поддался на удивление легко. Ставрос протиснулся в круглое тесноватое отверстие, нащупал металлические скользкие скобы-ступени, подтянул люк обратно на место, ему не хотелось, чтобы голову засыпало осколками. Он сначала думал переждать в шахте канализации, но звук полицейской сирены приближался и донесся даже под землю.
  Взрыв ударил по барабанным перепонкам, и на голову посыпалась асфальтовая пыль. Дорога наверх была закрыта. Люк, наверное, завалило обломками. Ставрос торопливо начал спускаться, опасаясь, что шахта разрушится и ее завалит.
  Однако он благополучно спустился и пошел, пригнувшись, по узкому вонючему тоннелю, изредка подсвечивая себе фонариком-брелком в кромешной тьме. Ставросу вдруг пришли на ум слова министра внутренних дел Испании, сказанные после взрыва в аэропорту «Барахас»: «ЭТА нарушила свое слово, обманула, у нее другая логика поведения, логика убийц, психопатов. Больше никто не поверит в перемирие ЭТА». Сейчас Ставрос готов был подписаться под каждым словом.
  Он ругался себе под нос и, погруженный в свои мысли, не сразу заметил, что своды тоннеля стали выше, а пол под ногами – суше.
  Уставший и злой Ставрос, остановившись и осмотревшись, понял, что попал в катакомбы. Он смутно помнил – разработки известняка проходили сначала на левом, затем на правом берегу Сены, и никто толком не знает ни план лабиринтов, ни их протяженность. Что-то около трехсот километров. Ставроса теперь не радовало счастливое спасение от взрыва, если оставшуюся часть жизни придется исследовать парижские подземелья в безуспешных поисках выхода. Он не относился к катафилам – людям, увлеченным историей подземного мира. Среди его знакомых их не было.
  В очередной раз, когда Ставрос включил фонарик, чтобы сориентироваться, он вздрогнул. На него из стены смотрели пустые глазницы множества черепов. Услужливая память подсказала ему, что в катакомбах покоятся останки почти шести миллионов человек и в XIX веке тут был создан оссуарий – место для хранения скелетированных останков. Ставрос читал о Париже, изучал карту и поскольку обладал цепкой памятью, вспомнил и одно из изречений Эрикара де Тюри, создателя подземного некрополя: «Остановись! Здесь царство смерти!» Подобные изречения де Тюри были начертаны на многих стенах некрополя.
  Поежившись, Ставрос тут же засмеялся, вспомнив несчастного сторожа церкви Валь-де-Грас, который в поисках винных погребов пытался исследовать катакомбы в 1793 году. Конечно, он заблудился, и его скелет нашли только через одиннадцать лет, опознав по ключам и одежде.
  Ставрос побренчал ключами и хмыкнул. Он рассчитывал, что будет удачливее того сторожа.
  Бродил он долго, около часа, не суетясь, не впадая в панику, придерживаясь одного направления, как будто шел по компасу. Наконец он увидел свет. Навстречу ему шли два человека. Ставрос видел их силуэты. Остановился и встал поудобнее, чтобы обороняться, если незнакомцы не вооружены.
  Но оружие у них было. Законное. Катакомбы патрулировала специальная спортивная бригада полиции.
– Месье! – окликнули они Ставроса. – Остановитесь!
– И так стою! Какое счастье, что я вас встретил. Я заблудился, – грек изобразил из себя обескураженного, глуповатого туриста. – Столько слышал об этих катакомбах, специально приехал из Марселя посмотреть, и вот, заблудился. Вы знаете, как отсюда выбраться?
– Мы сейчас вас выведем, месье. Но вам придется заплатить штраф.
– Да я готов, лишь бы выйти. А сколько?
– Шестьдесят евро.
– Ого! Однако цены у вас тут в столице… Но что ни сделаешь ради того, чтобы свет дневной увидеть. Страху я там, братцы, натерпелся. А за что штраф-то, ребята?
– Запрещено посторонним находиться в подземных карьерах Парижа вне туристических зон. Оборудовано два с половиной километра подземных ходов для туристов – вот по ним и следует гулять. Это еще мы с вас берем минимальный штраф, месье.
  Они вывели Ставроса на поверхность рядом со входом на станцию метро Данфер-Рошро. Успешно играя в простака, Ставрос заболтал полицейских, и они сошлись на том, что он отдал им тридцать евро, без квитанции. Благо этаровцы деньги у него не забрали.
  Он поймал такси, проклиная этаровцев: такси в Париже дорого. Добрался до дома на рассвете, измученный и свирепый. Хотя внешне его свирепость никак не проявлялась, она клокотала внутри, готовая выплеснуться на первого попавшегося. Жертвой такого выплеска стала Жозефин, которую он обнаружил в своей постели. Она спала там как ни в чем не бывало. Девушка приподняла взлохмаченную голову над подушкой и шепнула:
– Ну, где ты пропадал?
– Знаешь что, девочка? Одевайся-ка и отправляйся домой. Девушки приходят ко мне только тогда, когда я разрешу, и уходят, когда я скажу.
 Жозефин помотала головой и села на кровати.
– Значит, мне показалось... – вздохнула она.
– Что?
– Что ты запал на меня, – Жозефин натянула джинсы и кофту поверх длинной футболки, в которой спала.
– Оставь свой номер телефона, – сказал ей в спину Ставрос.
– Уже. На письменном столе, – насмешливо откликнулась она.
  Ставрос хотел было вспыхнуть вновь и наговорить ей гадостей, но только вздохнул и опустился на кровать. Не разуваясь, не раздеваясь, прилег, ноги оставались на полу, и тут же уснул.
  Жозефин с улыбкой посмотрела на него и вышла из комнаты.