Василий МОИСЕЕВ

ПУТЕШЕСТВЕННИК
Отрывок из романа

Адаптирован для публикации на сайте
Появившаяся в коридоре Клепиковского райотдела полиции женщина средних лет ничем особенным не выделялась, ни одеждой, ни внешностью, и все же привлекала внимание. Дежурный капитан Шерстюк даже насторожился и пытался угадать, что привело женщину в полицию, какая проблема. Шерстюк терзался догадкой не просто так, не от нечего делать, а памятуя о вчерашнем строгом наказе майора быть предельно внимательным к каждому посетителю, и докладывать ему лично. Раньше такого не было.
– Здравствуйте, – устало сказала женщина в окошко. – Мне бы к начальству вашему попасть.
– Здравствуйте. Вы по какому вопросу?.
– Сын у меня пропал. – Она приложила к глазам носовой платок. – Три дня назад ушел из дома и не вернулся. Хотела узнать, может, полиция задержала за хулиганство, может, под стражей у вас находится.
– Как фамилия сына? – Машинально спросил капитан, и тут же вспомнил наказ начальника.
– Косынкин его фамилия, – торопливо поведала женщина, обрадовавшись участливости полицейского. – Захар Павлович Косынкин. Двадцать восемь лет, не женат. Живет вместе со мной.
Капитан торопливо и неразборчиво записывал данные. Сказал посетительнице:
– Вам лучше напрямую лично к начальнику полиции обратиться, он весь отдел на уши поставит, но проблему решит. Вопрос серьезный, что говорить. Не корова пропала, сын. Товарищ майор, дежурный Шерстюк на связи. Тут посетительница к вам, сын у нее три дня назад пропал. Понял, исполняю.
Положил трубку.
– Начальник ждет вас у себя в кабинете. Пойдемте, я провожу.
Женщина не стала возражать. А капитан уже не сомневался, что посетительница может оказаться важным свидетелем, учитывая два недавних убийства в городе. Неужели ее сын стал третьей жертвой? Бляха-муха, в какое жестокое время приходится жить и работать, скорей бы на пенсию.
– Разрешите, Евгений Анатольевич?
– Заходите, – разрешил майор, показав посетительнице рукой на стул напротив себя, а вторым жестом показал капитану на дверь. – Присаживайтесь. Слушаю вас.
– Сын у меня пропал три дня назад, – повторила женщина. – Ушел из дома и до сих пор не вернулся. Всех его дружков опросила-обзвонила, никто ничего не знает. Зовут Косынкин Захар Павлович, двадцать восемь лет. Живет у меня, после того как жена ушла. Может, в полицию угодил по пьянке.
Майор задумчиво почесал лоб, готовый выругаться. Он по памяти знал каждого задержанного, Косынкина в СИЗО не было. Где же он тогда? Неужели третье убийство? Сдерживало лишь то, что перед ним сидела женщина, и информация нуждалась в подтверждении, другими словами, в наличии трупа, которого пока нет. Нет тела, нет дела. Но очень уж потерянной и горестной выглядит мать пропавшего парня, отвергая даже слабую надежду на благополучный исход.
– А почему вы решили обратиться в полицию сегодня, а не вчера? Поиск по горячим следам дает больше шансов на успех. Он раньше пропадал, задерживался где-нибудь?
Женщина вздохнула, в очередной раз промокнула глаза.
– Задерживался, но ненадолго. Иногда не ночевал, с дружками пьянствовал. Но на трое суток никогда не пропадал. А прийти к вам телевизор надоумил. Сегодня посмотрела выступление рязанского полицейского, узнала про двух погибших в наших Клепиках, и забеспокоилась. Думаю, что же я, дура старая, сижу, никуда не обращаюсь. Сына четвертый день нет, а я пальцем не пошевелила. От соседей стыдно, а если, не дай Бог, с ним случилось что, тогда вовсе не знаю, как дальше жить...
Косынкина зашмыгала носом. Майор налил из графина стакан воды.
– Выпейте, Вера Николаевна. Успокойтесь, все будет хорошо. Я прямо сейчас приглашу в кабинет наших лучших сотрудников, и дам им указание начать поиски. Согласны?
Косынкина кивнула, и даже улыбнулась.
Хозяин кабинета дважды щелкнул по кнопкам телефона. – Товарищ капитан, срочно зайди ко мне. И Серова прихвати. Вера Николаевна, надо написать заявление о пропаже сына. На имя начальника горотдела полиции, на мое, стало быть. Обязательно укажите адрес проживания, состав семьи, место работы и подробно изложите содержимое заявления.
Женщина заметно успокоилась, ручкой водила по бумаге быстро, и писала ровным красивым почерком. Самойленко даже решил, что компьютера у нее нет, ибо пользование компом в ущерб бумажного письма портит почерк до неузнаваемости. Увидев адрес, насторожился. И было от чего, поскольку улица Думская пролегала неподалеку от свалки.
– Вы живете на улице Думской?
– Да, в частном доме. А что?
Появившиеся в дверях опера оказались как нельзя кстати, избавив начальника от щекотливого ответа.
– А вот и наши сыщики, – заметил майор. – Знакомьтесь: капитан Александр Белокуров, старший лейтенант Денис Серов. А это Вера Николаевна Косынкина. К сожалению, к нам ее привела проблема – у нее пропал сын, которого мы непременно должны найти. Найти живым и здоровым! Считайте это приказом. Кстати, можете взять мою служебную машину, в моем возрасте иногда бывает полезно походить пешком. Тем более ехать недалеко, на улицу Думскую.
И подмигнул Белокурову. Мотайте мол, на ус, делайте правильные выводы. Опера переглянулись, замерли. Значит, уловили скрытый смысл намека, и тоже догадались, тоже увязали соседство дома заявительницы со свалкой. Хорошо хоть Косынкина склонилась над бумагой, не видела их изменившихся физиономий.
– Все ясно, Евгений Анатольевич, – бодро отозвался Белокуров. – Считайте, мы уже приступили к выполнению задания. Вера Николаевна, нам надо будет осмотреть место жительства сына, гараж или пристройки к дому, его личные вещи. В таком вопросе любая мелочь важна. Вы не возражаете?
Женщина всплеснула руками.
– Вера Николаевна, у вас имеются его фотографии? – Вмешался Самойленко. – Может, придется его портрет разместить на стендах, в городской газете, даже на телевидение обратимся. С вашего согласия, конечно. Он вообще как выглядел? Лицо, рост, телосложение.
– Есть фотографии, как же. Ростом повыше среднего, фигура худощавая. Он никогда помногу не ел, с самого детства с ним маялась. Лицо обычное, не красавец, но привлекательный. Особенно когда улыбается. Его в детстве за широкую улыбку и светлые волосы солнышком звали.
Оперативники снова переглянулись. Женщина один в один назвала все приметы убийцы. Неужели вышли на след, неужели удача наконец-то повернулась к ним лицом? Самойленко стало как-то неудобно перед женщиной за свое приподнятое настроение, ибо их профессиональный успех соседствовал с неутешным горем матери. Как она воспримет реальность, когда скоро узнает результат своего визита в полицию, осознает, что предала собственного сына…
Майора так и подмывало спросить про разговорный дефект Захара, но заикание или картавость – не особая примета, чтобы по ней искать пропавшего человека, поэтому вопрос может вызвать подозрение, Косынкина может насторожиться и замкнуться. Всему свое время, не надо преждевременно доводить мать до инфаркта. Мать есть мать, для нее любой сын самый дорогой человек, даже если этот сын преступник. Жаль, не углядела, не заметила превращение белобрысого улыбчивого «солнышка» в безжалостного убийцу. Еще Самойленко хотелось прямо сейчас позвонить Ковалеву, рассказать о Косынкиной, и признать, что подполковник не просто детектив, а действительно гений сыска. Расписал операцию как по нотам, все предугадал и предусмотрел. Но надо повременить. Позвонит через пару часов, после осмотра места обитания подозреваемого, когда ситуация вокруг Косынкина окончательно прояснится. Мало ли, вдруг «солнышко» окажется непричастным к убийствам.
. Майор смотрел на Косынкину, и ловил себя на мысли, что не сильно расстроится, если Захар окажется непричастным к кровавым трагедиям. Преступника рано-поздно поймают, но пусть им окажется кто-то другой, не ее сын.

Кирпичный дом Косынкиных находился на солнечной стороне и смотрел на улицу широкими окнами со светлыми занавесками. Рамы были деревянные, старинные, требующие хозяйского ухода. На одной местами отслоилась краска, на другой треснуло стекло.
Хозяйка перехватила взгляд Серова, пояснила:
– Захар летом собирается отпуск взять, тогда и приведет все в порядок. И покрасит, и заменит что надо. Он у меня работящий, жаль, времени не хватает. Проходите в дом, обвыкайтесь.
Небольшой коридор одновременно был и кухней. Обвыкаться и оглядывать, собственно, было особо нечего, кроме утвари – стол, плита, посуда. Внимание Дениса привлекла пустая водочная бутылка под столом. Поднял двумя пальцами за горлышко, пояснил хозяйке:
– На стекле могут остаться отпечатки пальцев собутыльника вашего сына. Вдруг подскажет, где Захар.
Хозяйка понимающе кивнула. Больше на кухне ничего интересного не было. Вера Николаевна дождалась, пока оперативники осмотрелись, и открыла дверь в комнату сына.
– Вот его уголок. Извините за беспорядок, у самого Захара времени вечно не хватает на уборку, а мне не разрешает тут убираться. Смотрите, а я пока чай поставлю. Хоть чаем угощу.
Оперативники отказались.
– Вера Николаевна, без вашего присутствия мы не имеем права ничего осматривать. Это будет должностным нарушением с нашей стороны.
Хозяйка искренне удивилась.
– Почему? Вы ведь полицейские, не воры.
– Такие правила. Чай попьем в другой раз.
Уголок Захара правильней было назвать берлогой,
Александр открыл шкаф. Оперативники искали улики, следы преступлений, и если Захар и есть тот самый убийца, то следы наверняка найдутся. Косынкин, конечно, нелюдь, но не рецидивист, у него нет опыта сокрытия следов, как у бывалых уголовников, и он не мог не ошибиться и не проколоться.
– Вера Николаевна, вы не можете определить, какой одежды нет?
Вера Николаевна не сразу поняла, зачем оперативникам понадобилась недостающая одежда. А догадавшись, виновато улыбнулась.
– Совсем голова не соображает. Сейчас скажу, в чем он был одет.
Одежды в шкафу было негусто, и осмотр много времени не занял.
– Нет куртки коричневой осенней, – перечисляла мать, двигая из стороны в сторону вешалки. – Брюк не вижу черных из вельвета, их, наверное, надел. Не пойму, а где черная ветровка…
Она растерянно огляделась, не понимая, зачем сыну понадобились две куртки. Обнаружила еще недостачу спортивных брюк. Выходит, сын взял с собой две куртки и двое брюк? Было, отчего задуматься.
Косынкина опустилась на диван, и то ли спросила, то ли горестно подытожила:
– Получается, он взял два комплекта одежды… Значит, далеко подался, может, уехал куда. Но почему мне ничего не сказал, почему скрыл…
В отличие от матери оперативникам запасливость Косынкина виделась понятной, оба не сомневались, что второй комплект одежды понадобился ему не для смены. Места преступлений были залиты кровью, одежда убийцы наверняка должна быть окровавлена. Поэтому и решил все улики либо надежно спрятать, либо сжечь. Второй вариант, конечно, безопасней, но для этого нужно время, которого могло не оказаться.
– Вера Николаевна, а в чем Захар был обут?
Капитану нелегко было называть подозреваемого по имени эту нелюдь, но улик не обнаружено, и обвинения пока совершенно беспочвенны. В комнате кроме тапочек никакой обуви не было.
– Надо в коридоре глянуть, – решила Косынкина. – Он редко когда в комнату в обуви заходит, и дружкам не разрешает. Даже когда выпивший приходил, всегда в коридоре переобувался.
Однако в коридоре возле двери не оказалось кроссовок и осенних туфель. Косынкина растерялась.
– Двух пар нет… Выходит, не один ушел, а с дружком?
Оперативники пожали плечами, вполне возможный, мол, вариант, принимая во внимание отсутствие двух курток и двух брюк. Они понимали, что нет никакого дружка, и второй комплект Косынкин прихватил для себя, чтобы переодеться в чистую одежду после кровавых побоищ. Разумеется, мать такой вариант не представляла даже в самом страшном сне, она родила и воспитала сына на радость себе и людям, а не для горя. Осталось посмотреть в деревянной пристройке. Это строение приобретало сейчас судьбоносное значение для Косынкиных. Найдутся улики или нет, именно так звучал бы сейчас гамлетовский вопрос.
– Вера Николаевна, а какого дружка вы имели в виду, кому ваш сын мог одолжить одежду?
Белокуров вопрос задал перед самой дверью в пристройку, закрытой на щеколду. Замка не было. Сюда любой может заглянуть и либо что-то оставить, либо унести. Если есть что уносить. Оперативник уже начал сомневаться в успешном завершении осмотра и на всякий случай решил подстраховаться, выведать пару-тройку имен из окружения подозреваемого. Когда мать догадается о происходящем, может замкнуться и ни слова не сказать против сына. Имеет на это полное право.
Косынкина призадумалась и горестно признала:
– Нет у него друзей, рядом с ним одни собутыльники крутятся. Друзья были, когда у Захара семья была, работа, а когда после развода с Леной покатился под откос, все от него отмахнулись и отшатнулись. Бог им судья. А я не смогла уберечь от пагубной привычки, не сумела. Значит, плохая я мать.
Она потянула дверную ручку, открывая дверь.
– А собутыльники все местные, наши, или есть из района, сельские?
– Откуда мне знать, чьи они? Я с ними за столом не сидела, горькую не пила. Однажды Захар засиделся допоздна с каким-то парнем, и тот про дрова березовые говорил очень громко, как глухой, вроде сам себя не слышал. Да, он был из деревни. Не припомню, правда, из какой. Может, у него сейчас мой Захар? В бане парится, самогонкой балуется? Господи, пусть хоть ведро выпьет, главное, чтоб жив-здоров был.
– Насчет этого можно не сомневаться, – тихо успокоил Серов. – Живой ваш сын, не волнуйтесь.
Косынкина хотела что-то спросить, но опять вмешался Белокуров. Нескольких минут пребывания в пристройке хватило Александру, чтобы оглядеться и отметить особенности строения. Сразу бросался в глаза висевший в углу на толстой веревке джутовый мешок, притоптанный слой речного песка под ним. Мешок выполнял роль тренировочной груши. Рядом на полке лежали боксерские перчатки, битые-перебитые. Хозяин в перерывах между запоями улучшал спортивные навыки, поправлял здоровье. Теперь понятно, почему оба погибших не смогли оказать ему сопротивления.
Александр показал рукой на грушу.
– Захар занимается боксом?
Косынкина вздохнула.
– В молодости занимался, но в соревнованиях не участвовал. Говорил, для себя тренируется, чтобы от хулиганов уметь защититься.
– А что это за куча? – Александр остановился возле нагромождения из всевозможного хлама почти посредине пристройки. Старые автомобильные диски, три шины, два полипропиленовых рваных мешка с мусором, через которые выглядывали куски настенной плитки. Ни пройти, не проехать. – С дисками понятно, это чермет, за них можно немного денег выручить, но какой прок от разбитой плитки, от всего этого мусора? Это ваш сын насобирал, или кто-то еще имеет сюда доступ?
– Захар сам сложил эту кучу. На этом месте он погребок хотел соорудить, яму выкопал, стенки кирпичом обложил, полочки под банки сделал, для перекрытия материал приготовил. Но не учел, что тут грунтовая вода близко, и соседей не послушал. Понадеялся, что у нас вода глубоко, но просчитался. Весной погребок за один день до самого верха водой наполнился. А погреб с водой это уже не погреб, а сливная яма. Пришлось Захару засыпать свой труд землей и этим вот мусором. Вместе с кирпичными стенами. Хотел было разобрать их по кирпичику, но не получилось, потому как на совесть делал, на хороший раствор клал. Он у меня все делал на совесть, никогда не халтурил.
Оперативники переглянулись. Груда мусора посреди пристройки характеризовала хозяина именно как халтурщика. У хозяйственных мужиков такого бардака под ногами не бывает. Белокуров отложил в сторону один диск, второй, взялся за мешок с плиткой и прочим строительным мусором. Мешок оказался тяжеленным, зацепился за железный уголок и окончательно порвался. Из дыры выпала кроссовка с окровавленной подошвой. Косынкина испуганно всплеснула руками, узнав обувь сына, повернулась к Серову и едва слышно спросила:
– Это Захара кровь?.. Его убили?..
Серов почему то вызывал у нее больше доверия, чем жесткий в своих вопросах Белокуров.
– Вера Николаевна, это могут сказать только эксперты. Предположения тут не подходят. Мы сейчас вызовем оперативно-следственную группу, и они точно определят, чья это кровь.
Александр уже звонил в отдел, вызывал группу. Отзвонившись, пролистал смартфон, нашел фотографии следов кроссовок, сверил с подошвой обнаруженной кроссовки и уверенно подытожил:
– Один в один сходятся. – Повернулся к хозяйке. – Вариантов два, Вера Николаевна, либо это кровь вашего сына, либо убитого Борискина. По-моему, второй вариант предпочтительней.
Косынкина тяжело села на шину, ноги перестали ее держать.
– Может, вам принести воды? – Забеспокоился Александр, ругнув себя за недогадливость. Водой надо было запастись с самого начала, знали ведь, что ищут и что могут найти.
Женщина махнула рукой.
– Ничего, оклемаюсь.
Серов глянул на напарника, потом на мешок с кроссовкой. Надо было дать хозяйке немного времени прийти в себя, оклематься, как она сказала. Что ж, пару минут можно подождать, а пока позвонить начальству, доложить обстановку. Александр вышел на улицу.
– Евгений Анатольевич, Белокуров на связи. Да, нашли. В деревянной пристройке, в куче мусора. Пока только окровавленную кроссовку. Рисунок подошвы сходится с отпечатками на полу Борискина. Уверен, одежда тоже спрятана здесь. Косынкина успокоится, мы продолжим осмотр. Да мы стараемся, Евгений Анатольевич, но обстановка нашу дипломатичность разбивает в пух и прах. Она же понимает, что кровь на обуви не появляется просто так. Да, вызвали, с минуты на минуту будут. Понял, Евгений Анатольевич.
Белокуров направился в пристройку, выискивая слова подушевнее, чтобы окончательно склонить мать на свою сторону и помочь ей вспомнить название деревни «малой родины» того глуховатого парня с дровами. Интуиция подсказывала, что Косынкин скрывается не в городе, который оперативники прошерстили вдоль и поперек, а в деревне. Возможно, в самой захудалой и заброшенной. По деревням они тоже искали убийцу, но из-за нехватки сотрудников поиски заключались в обходе домов и беседах с сельчанами. Открыв дверь, Белокуров застыл на пороге, увидев рядом с кроссовками окровавленные вельветовые брюки и черную ветровку. Молодец, Денис, зря времени не терял. Главное, Косынкина хранила спокойствие, в обморок не падала и истерик не закатывала. Вот что значит хороший психолог. Александр застыл у двери, стараясь не помешать доверительному разговору. Собственно, говорил один Денис, а Косынкина то ли слушала, то ли равнодушно ждала окончания осмотра.
– Вера Николаевна, – Денис говорил негромко, вроде вкрадчиво, но искренне и убедительно. – Александр прав, и я с ним согласен, это кровь не вашего сына, а скорее всего, убитого на прошлой неделе Николая Борискина. Его убили в собственном доме. В крови покойного обнаружился алкоголь, они выпивали с кем-то, подрались по пьяной лавочке, и в результате хозяин дома отправился в мир иной. А собутыльники скрываются по темным углам. Но всю жизнь скрываться невозможно, рано или поздно убийца предстанет перед следствием.
– Захар не убийца, – вступилась за сына Косынкина, но прозвучало как-то вяло, неуверенно. Она запоздало осознала, что сама выдала сына, сама привела в дом полицию. – Он не мог убить, он не такой.
– Но откуда кровь на его одежде? И почему Захар подался в бега, если ни в чем не виноват? Даже матери ничего не сообщил. Вы же вся на нервах. Такие потрясения здоровья не прибавляют.
Косынкина опустила голову, беззвучно заплакала.
– Не дай Бог ни одной матери такое пережить, что довелось мне за эти дни. Ни одной даже самой плохой женщине не пожелаю таких испытаний. Господи, за что мне такое, за какие грехи?
Ее голос становился все тише, словно она забывалась, переходя на шепот. Серов жестом попросил Александра принести воды. Косынкина подняла голову, с мольбой в глазах уставилась на Дениса.
– Что я могу сделать для своего сыночка, как могу ему помочь, как спасти?
Она действительно прониклась полным доверием к Денису, а вот Белокурова почему-то сторонилась.
– Вера Николаевна, может, это жестоко звучит, но в данной ситуации помочь вашему сыну может только арест. Чем быстрей Захар окажется в следственном изоляторе, тем лучше.
– Для кого лучше? Для вас или для Захара? Вам ведь надо дело закрыть, наверх отрапортовать и премию получить, а что будет с моим сыном?
– Если Захар виновен, наказание вынесет суд. Если не виновен, прямо из суда поедет домой.
Косынкина глянула на дверь.
– Вы сами-то как считаете, мой сын виновен или нет? Мог он совершить такое злодеяние?
Оперативник почувствовал себя прижатым к стене. Ни правду сказать, ни соврать. Денис вздохнул.
– Скажу честно, хочется верить в его невиновность. Ради вас, в первую очередь. Такая мать не должна страдать. И вместе с тем мы не имеем права не учитывать самый худший вариант. И не ради того, чтобы наказать подозреваемого, а ради того, чтобы этому подозреваемому помочь, не дать ему совершить новое преступление и усугубить свою вину. Убийство человека влечет за собой тяжелое наказание, но все же оставляет надежду выйти на свободу, а вот убийство нескольких человек тянет на пожизненный срок.
Косынкина горестно усмехнулась.
– Вижу, не верите вы в невиновность Захара…
– Хочется верить, Вера Николаевна. Но наша работа строится на фактах, а их пока нет. Одно могу сказать, что ваш сын оказался в экстремальной ситуации. Он может сорваться и натворить новых бед. И если имя этого человека Захар Косынкин, то спасти его можете только вы. Вы же знаете, где он.
Косынкина в очередной раз покосилась на дверь. Призналась:
– Не знаю, но догадываюсь, что он в деревне Ступкино. У того глуховатого парня. Я позавчера ездила туда, встречалась с ним. Христом Богом просила сказать правду про Захара. Но он одно твердил: не был, не видел. Оказался глухой не только на слух, а и на сердце. Даже имя свое не назвал. Потом решилась к вам обратиться за помощью, рассказать о сыне. Не уверена, правда, правильно ли поступила…
Денис потянулся в карман за телефоном, полученная информация о глуховатом жителе деревни Ступкино, чей дом, возможно, стал кровом для подозреваемого, не оставляла времени на раздумья. Прежде чем позвонить Самойленко, спросил:
– Вера Николаевна, у Захара имеются какие-либо дефекты речи? Может, заикается или картавит?
Косынкина утвердительно кивнула.
– Да, букву «рэ» не выговаривает. И еще говорит замедленно, не спеша. Откуда вы знаете об этом?
Денис от прямого ответа воздержался. Не решился обрушить на мать тяжелое доказательство виновности ее сына.

Роман Василия МОИСЕЕВА «ПУТЕШЕСТВЕННИК»
опубликован в журнале "ПОДВИГ" №09-2023 (СЕНТЯБРЬ)
ОФОРМИТЬ ПОДПИСКУ на ж-л «ПОДВИГ» можно 
НА САЙТЕ (АКТИВНАЯ ССЫЛКА) или в отделении связи «ПОЧТЫ РОССИИ».