ДЕТЕКТИВЫ СМ

ПОДВИГ

КЕНТАВР

Алексей НОВГОРОДОВ

СЕРЫЙ

 

Повесть

Часть вторая

Сокращено для публикации на сайте

Володя Лавсов из отдела информационного обеспечения даже не удивился, увидев меня, широко распахнувшего дверь его каморки, заставленной компьютерами, ксероксами, факсами, телефонами, диковинными техническими приспособлениями, заваленной кипами бумаг, ворохами каких-то распечаток, заданий и карточек.

– Вход по кодовому шифру. Ты как сюда проник, гаденыш? – вскочил он и бросился обниматься. – Рад тебя видеть, бродяга!

– Твой код – «секрет Полишинеля», только никто сюда по доброй воле не полезет, любой шпион  заблудится и точно с ума сойдет в твоем бардаке, – парировал я «гаденыша».

– Леха, чай я тебе как всегда не предлагаю, потому что слушай сюда: не за чаем ты из Чечни прилетел. Вычислил я твоего Луценко Степана. В Москву прибывают только три человека с такими данными. Один по возрасту не подходит, ветеран, инвалид войны. Второй – гастарбайтер, каждые три месяца въездную визу делает, мотаясь туда-сюда. А вот по третьему я поковырялся. Документы родные, в полном порядке. Но интересное кино получается. В Москву он прилетает из Киева, не подкопаешься. Но на Украине был всего один день, а туда прилетел из Турции. В Анталии вообще был стыковочный рейс, который прилетел из Минеральных Вод. Зачем человеку такими крюками да огородами до Москвы добираться – это уже твой вопрос. Я «на всякий пожарный» поковырялся и нашел его фото, распечатал несколько штук, думаю, тебе пригодятся. Дальше – твоя компетенция, хотя всю жизнь мечтаю – хоть младшим опером, но в бой.

Пока он говорил, я внимательнейшим образом рассмотрел фотографию, с которой на меня смотрел тот же колючий взгляд, что и с фотокарточки Каземира. На Вовкином фото этот ублюдок выглядел моложе, ухоженнее, и в приличной одежде. Так он и будет смотреться, спускаясь по трапу в аэропорту «Внуково».

– И, самое неприятное, – продолжил Лавсов свой монолог: – его самолет приземляется без десяти одиннадцать, летит он наверняка без багажа. У тебя меньше двух часов с учетом всех формальностей.

Последние слова как ушатом холодной воды окатили. Тупик. Ситуация поставила меня враскоряку. Я встал перед выбором: либо «кинуть» начальника ГУБОП МВД России вместе с первым заместителем министра внутренних дел Российской Федерации и незамедлительно броситься в аэропорт без поддержки, без всякого плана и с непонятной перспективой, либо вообще упустить прилетающего организатора готовящегося террористического акта.

Лавсов подытожил мои мысли присказкой: «куда ни кинь, всюду клин». И выдал:

 – Вот номер рейса и время прибытия. Удачи!

Не теряя драгоценных минут на расшаркивания, прощания и даже банальное спасибо, я выскочил из лавсовской конуры. В дверях нос к носу столкнулся с Вовкой Просветовым, обвешанным кучей рюкзачков со спецтехникой, гонявшим в голове какие-то оперативно-технические мысли. От неожиданности он чуть не рассыпал свою поклажу. 

– Здорово, Лешка! Ты вернулся? – произнес он с надеждой на положительный ответ.

Вдруг что-то необъяснимое, большое и светлое обняло меня, окутало, осенило:

– Вовка, да мне тебя сам Господь послал. Бросай все. Хватай своих бойцов и срочно во Внуково. Вот номер рейса и фотки объекта. Надо встретить, сесть ему на хвост, а при помощи вашей скрытной фото– и видеоаппаратуры фиксировать все его, даже незначительные контакты. Лучше вас это никто не сделает.

– Лех, тебя случайно там, в Чечне, не контузило? Ты это серьезно? – отшатнулся он, поменявшись в лице. – Мы же не шарашкина контора, с кем хочу, с тем и работаю. Я тебя ценю и люблю, но я на службе.

– Это не я, а ты потерялся, а точнее, совесть потерял. Я тебя, как близкого друга и профессионала прошу. Могут пострадать люди, наши, простые люди, и не дай Бог, мои или твои родные и близкие…

– Не ори, – резко прервал он меня, – на весь коридор. Ты меня толкаешь на служебное преступление и орешь, чтобы об этом узнал весь главк. Значит, так: часа три мы погуляем за твоим клиентом. Но потом, не обижайся, мы снимаемся, иначе меня повесят. Дальше сам решай.

– Вовка! Я тебя люблю! Я тебе миллион процентов гарантирую, что тебя никогда-никогда не повесят, а как настоящего, достойнейшего русского офицера – расстреляют.

– Спасибо тебе, родной, утешил! – рассмеялся он.

Мы еще раз обнялись и разбежались в разные стороны. Я – топтать ковры высоких кабинетов, а Вовка – к своему боевому зеленому фургончику. 

*

Мое появление в кабинете начальника главка не стало неожиданностью. 

Прервав на полуфразе мое уставное «Здравия желаю, товарищ генерал» простым «Здравствуй», он крепко пожал мне руку и сразу перешел на деловой тон, присев за приставной столик, рукой указав место напротив.

– Давай ближе к делу. Времени совсем нет. В одиннадцать мы с тобой на докладе у первого зама министра. Введи меня в курс дела быстро, четко, и только факты, без воды. Воду лить я и сам умею.

Расстегнув карман, я положил перед генералом посылку с фото от Каземира.

– От внедренного в бандформирование оперативного сотрудника по каналу тайниковой связи получена фотография организатора готовящегося в городе Москве террористического акта, с пояснительной надписью на обороте его неполных установочных данных... Фигурант установлен, – как заправский крупье очередную карту, выложил я на стол рядом с фотографией распечатку Лавсова. После чего выдержав театральную паузу, переведя свой взгляд и увлекая взгляд генерала на настенные часы, я сообщил: – Разрабатываемый прибывает в Москву сегодня самолетом в аэропорт «Внуково» рейсом Киев–Москва в 10 часов 50 минут.

В кабинете повисла гробовая тишина. 

– Мы даже не успеем отправить группу в аэропорт, – затухающим голосом, подчеркивающим всю трагичность ситуации, сделав ударение на слово «даже», произнес генерал как приговор.

Оберегая нервы генерала от тех страшных эмоций, которые я сам недавно испытал в каморке Лавсова, я громко, может быть, даже слишком, так, что он вскинул брови, выдал очередную порцию информации:

– Вашим устным приказом я снял техническую группу, работающую по заданию международного отдела, и направил во «Внуково», сесть на хвост фигуранту. Прошу продублировать ваш приказ начальнику технического отдела вами лично.

На лице генерала отразился целый букет эмоций, да он и не пытался их скрывать. В потухших было глазах блеснул луч надежды вперемежку с искрами возмущения.

– Нагле-е-е-ц! – растягивая слово, произнес он, чтобы до конца осознать, как в калейдоскопе, ежесекундно меняющуюся ситуацию. – Нагле-е-е-ц! – с ноткой одобрительности за  нагло-неправомерное, но единственно верное решение. В то же время, искренне возмущаясь грубейшим нарушением  принципов субординации, дисциплины и элементарной этики… – Это все, или еще чего от моего имени наприказывал? Не стесняйся… Чего уж там, давай наверняка действуй, сразу от имени президента.

– Я ради дела готов на…

– Сбавь обороты, – резко прервал он. – Громкие слова оставь для трибун или для тех, кто любит на чужом горбу в рай въезжать. Не уподобляйся им. Приведи себя в человеческий вид, через десять минут выезжаем. 

Он встал, давая понять, что время пошло.

*

– Леха! Здорово! – бросился на меня неизвестно откуда взявшийся  начальник третьего ОРБ.

– Здравия желаю, Владимир Иванович!

– Я тебя по всему главку разыскиваю. Пошли со мной. – Потащил он меня в свой кабинет. – Мне шеф приказал найти тебя и срочно отправить по месту несения службы.

– Так, извините, я здесь в ГУБОПе и служу, – пытался я отшутиться. – А на Кавказ я только откомандирован, хоть и очень давно.

– Ладно, не умничай, заходи. Что будешь: чай, кофе? Ирина сейчас сделает.

– Я бы и от бутербродов не отказался, – решил я наверстать все недополученное материально-питательное внимание друзей по главку. Но Владимир Иванович не разделял моего веселого настроения.

– Не знаю, что произошло, но шеф приказал собирать всех руководителей бюро, где задачи поставит сам лично, а пока он не вернулся, велел, чтобы я срочно организовал твою отправку обратно в Чечню.

– Да я еще и дома не был, – попытался я возразить.

– Слушай сюда! – надрывно-металлическим голосом, даже слегка подав вперед сухое крепкое тело, непререкаемым тоном, как отрезал: – Приказы не обсуждаются!.

– Сколько у меня времени?  

– С рассветом из «Чкаловского» должен вылетать борт МЧС, есть договоренность. Точного времени вылета, как ты понимаешь, из-за пункта назначения, нет. Поэтому просили прибыть тебя не позднее двадцати двух часов. Моя машина в твоем распоряжении.

Бутерброд застрял в горле. Нарисованные в голове радужные планы исчезли, как утренний туман. Перспектива  вкусить наслаждения личной жизнью опять отодвигается на неопределенное время.

– Ладно, выше голову, – чеканно скомандовал Владимир Иванович. – Чтобы улучшить тебе настроение… – он поднялся и пошел к своему столу. – Тебя еще с девятого мая дожидается медаль «За боевое содружество МВД России». Хотели торжественно, при личном составе вручить, но тут такое закрутилось, поэтому считай, что сейчас награда нашла героя, и я уверен, что следующую тебе будут вручать в Кремле. – Он протянул мне красную квадратную бархатистую коробочку.

– Служу России! – отрапортовал я, вытянувшись по стойке «смирно», хотя в кабинете мы были вдвоем.

Парадокс: на меня свалилась куча свободного времени, но ровно столько, чтобы я не смог его использовать по своему усмотрению. Поэтому, смирившись с неизбежным, я вновь приступил к уничтожению бутербродов и пустился в пространные разговоры, краем глаза любуясь неожиданно полученной наградой и в мыслях уже ощущая ее на своей груди.

И вдруг меня пробило:

– Слушай, Иваныч, дай, пожалуйста, команду узнать, в какой госпиталь направили доставленного сегодня самолетом из Чечни раненого солдатика Сергея Сергеевича Серого. Заранее спасибо. – я бросил прощальный взгляд на пустую тарелку от бутербродов, и, схватив со стола медаль, осчастливил начальника ОРБ мгновенным исчезновением.

*

Своим наличием, похоже, я не вызываю позитивных чувств ни у одного персонального водителя в нашем главке. Водитель Булатова с радостью раздавил бы меня, как гниду. Он понимал, что терпеть  мое общество придется до десяти вечера минимум, а при хреновом раскладе, может, и дольше. А я попросил его еще заехать в военный госпиталь имени Бурденко, предварительно остановившись у овощной палатки.

Пока я набирал всякие вкусности для Сергея Сергеевича Серого, на глаза попалась обыкновенная авоська, висящая над кассой на гвоздике, как во времена Советского Союза. Что-то теплое, ностальгическое всколыхнуло душу. Я вспомнил, как в детстве мне, шкодливому, вечно травмируемому ребенку, в больницу приносили апельсины именно в авоське. Это было великое счастье – увидеть вкуснейшие оранжевые мячики сквозь тонкие нити хозяйственной сумки.

Мне так захотелось принести Серому именно апельсины и именно в авоське, рассказав ему о своем счастливом детстве, подтвердив рассказ вещественным доказательством. Поднять ему настроение, украсив свой рассказ аппетитными оранжевыми шариками, которые в принципе и не обязательно съедать.

Продавец, необъятных габаритов уже немолодая женщина, с очень добрым материнским лицом, кивнув, сложила апельсины в авоську

– В больницу идете?

– А как вы догадались?

– Дорогой мой… Мы с вами из одного детства. Апельсины в авоське – больничный бренд посетителей. А эти авоськи одна старушка вяжет, говорит, что делает их для хороших людей, чтущих историю своей страны через мелкие, но запоминающиеся детали. Она у меня учительницей истории в школе была, ее в районе все помнят как «Мадам-частности».

– Спасибо вам, спасибо госпоже Мадам-частности! – приподняв над головой авоську с апельсинами, я, демонстрируя свое не выветрившееся с годами мальчишество, вприпрыжку вышел из овощной палатки и плюхнулся на заднее сиденье автомобиля.

Водитель, смирившийся со своей участью, обреченно спросил:

– Теперь в Бурденко?

– Да. В госпиталь, – буркнул я.

*

Проехав по Госпитальному валу, мы с трудом обнаружили вход. За высоким, под потолок, турникетом-вертушкой из двенадцати хромированных труб, похожих на огромные зубья трех крутящихся гигантских расчесок, стоял тщедушный солдатик, совсем еще ребенок. Но этот оловянный солдатик, невзирая на подполковничьи звезды на моем камуфляже, удостоверение сотрудника Главного управления по борьбе с организованной преступностью, и даже на спецпропуск Регионального оперативного штаба по Северному Кавказу, где во всю оборотную сторону написано – «Всем военным и гражданским властям, правоохранительным органам! Предъявителю настоящего пропуска оказывать помощь и содействие! ВСЮДУ!», зафиксировал намертво вертушку-турникет, заладив, как попугай:

– Без пропуска не положено.

Уговоры, аргументы, объяснения, запугивания, логические обоснования и всевозможные психологические приемы наталкивались на безучастное «Без пропуска не положено». Понимая, что легче уговорить русалку сесть на шпагат, я бросился искать бюро пропусков. Спустившись в полуподвал,  пробежал мрачный зал с полукруглым сводчатым потолком, остановившись  у открытого окошка.

– Девушка, – обратился я к даме не первой молодости, с огромным шиньоном на голове, – как я рад, что застал вас на рабочем месте. Выпишите, пожалуйста, мне пропуск к больному Серому Сергею Сергеевичу.

Женщина в окошке захлопнула у меня перед носом жалюзи со словами:

– Приходите завтра.

Я стал кричать в закрытое окно, что завтра не могу, сегодня улетаю. Жалюзи резко распахнулись, и в окне снова появилось неприветливое, уставшее женское лицо с покосившимся на голове шиньоном.

– Товарищ подполковник, не кричите, я же вам сказала, приходите завтра, – как будто не расслышав моих доводов, произнесла она. Демонстративно крикнула, обращаясь к сидящему на кушетке мужчине:– Подойдите к железной двери, вас сейчас проводят. – и снова захлопнула жалюзи.

– Простите! – подошел ко мне высокий, широкоплечий мужчина, к которому обращалась дама из окошка. Он был одет во все новое, но с каким-то провинциальным вкусом: в пеструю клетчатую рубашку, строгие черные брюки и, с вызывающе блестящей пряжкой, коричневые туфли. На VIP-персону или хотя бы приблатненного, ради которого дама в окошке пожертвовала бы личным временем, он явно не походил.

– Простите, вы интересовались Сергеем Серым. Вы с ним служите? Вместе воевали? Я его отец. – И через паузу: – Сережа утром позвонил мне и сказал, что он здесь в госпитале. И я, чтобы не беспокоить мать, быстренько приехал сюда выяснить, в чем дело. А меня не пускают к сыну, говорят, что начальника сейчас нет, поэтому мне надо пройти к заместителю начальника госпиталя по личному составу и воспитательной работе. Безобразие здесь у вас в армии, – подытожил он.

Гаденькое чувство ущипнуло меня изнутри при упоминании о заме по личному составу. Открылась металлическая дверь, и щупленький солдат пригласил моего собеседника пройти с ним.

«На откорм их, что ли, сюда присылают?» – чуть не вырвалось у меня при взгляде на провожатого. Но необъяснимое чувство тревоги не дало  улыбнуться этой мимолетной мысли.

– Передайте Сергею, – протянул я отцу авоську с апельсинами, – скажите, от лейтенанта из самолета. Пусть быстрее выздоравливает. Он молодец, настоящий герой.

– Подождите. Не уходите. Дождитесь меня, пожалуйста, – заглянув мне в глаза, попросил Серегин отец. Я, невзирая на ограниченность по времени, ответил, что буду ждать его в сквере через дорогу, но у меня не больше минут тридцати-сорока, и ему неплохо было бы поторопиться, если он хочет о чем-то спросить.

Выйдя из мрачного полуподвала, я, дожидаясь Серого старшего, бесцельно, не спеша побрел по парку, на подсознательном уровне держась ближе к толстым стволам деревьев, автоматически по-военному оценивая их сначала как источник опасности, потом как потенциальную защиту. В то же время, наслаждаясь осознанием того, что спокойно иду по «зеленке», не находясь на прицеле какого-нибудь обкуренного душмана. Гуляющие неподалеку  молоденькие мамаши с колясками дополняли эту умиротворительную картину.

Сквозь деревья я увидел белоснежный храм с куполами цвета десантных беретов и золотыми крестами. Желание зайти и поставить свечу за здоровье болящего Сергея охолонилось большой вероятностью разминуться с его отцом. Поэтому, постояв немного, любуясь уходящими в голубое небо и плывущими на фоне пушистых облаков крестами, я трижды размашисто перекрестился, чем вызвал саркастический смешок молодых мамаш, еще не нашедших свою дорогу к Богу. Бросив на несмышленышей осуждающий взгляд, я потерял к ним  интерес и, с чувством нарастающей тревоги, пошел в сторону госпиталя.

В сгорбленном, поникшем, еле передвигающем ноги старике я не сразу узнал высокого, широкоплечего, энергичного мужчину, по первому же звонку приехавшего за сотни километров решать проблемы сына, скрыв пугающую информацию от его матери. Он шел с бледным, как полотно, лицом, не видя ничего перед собой, опустив голову. Споткнувшись о бордюр перед трамвайными рельсами, он выронил авоську с апельсинами, не обратив на это внимания. Оранжевые шарики, вырвавшись из сетки, покатились по дороге яркими, неестественно-пугающими вестниками чего-то непоправимо страшного.

Боясь даже произнести вслух свою, уже очевидную догадку, я подошел к нему, взял под локоть и проводил до ближайшей скамейки. Он молча опустился, не поднимая головы, отрешенно смотрел себе под ноги, до конца еще не осознавая свалившегося на него горя. Тихо присев рядом с ним, понимая, что любые слова будут только продолжением рвущего душу трагического известия, я просто по-мужски обнял его, спрятав у себя на груди долго скрываемые, хлынувшие из его глаз слезы.

– Ну как же так? Он же сам позвонил, и вдруг «…не совместимые с жизнью…», – вскочив, с надрывом закричал он. И, снова уткнувшись мне, вскочившему вместе с ним, в грудь лицом, зарыдал в голос.

Проплакавшись, он тихо опустился на скамейку, обхватил голову руками, оперевшись локтями в колени. Казалось, он даже перестал дышать, только изредка вздрагивающее тело говорило об обратном.

– Сережа так хотел стать врачом, лечить людей, – не поднимая головы, обращаясь  куда-то в не переломанное войной прошлое, когда они были счастливы и строили планы на долгую-долгую жизнь, сказал он.

– Он хотел спасать людей, и он спасал их! – Делая жесткий упор на словах «хотел» и «спасал», взорвался я, повышая голос, не успокаивая, а констатируя факт, буквально заставляя его гордиться сыном. – Он спас сотни жизней, но, к сожалению, не сохранил свою. Он хотел отдавать себя людям, и он делал это.

Я полез во внутренний карман, достал красную бархатную коробочку с медалью, на аверсе которой над эмблемой органов внутренних дел, крупно, в три строки написано «За боевое содружество». И со словами: «Он настоящий боец» протянул отцу эту награду его сына.

Он вскинул на меня красные заплаканные глаза с немым вопросом. Я мягко повторил:

– Поймите правильно, в самом смысле фразы «боевое содружество» подразумевается явно не один человек. – И попросив у молча наблюдавшего за нами водителя ручку, я в удостоверении к медали, повторяя каллиграфический почерк, в строке над своей фамилией написал «Серый», над именем и отчеством – Сергей Сергеевич. После чего наложил поверх этих записей размашистый автограф, подтверждая от первого награжденного лица, что это законно и неоспоримый факт.

Дрожащими руками отец Сергея взял награду, положил ее на сложенные лодочкой ладони, долго-долго смотрел на нее, потом, медленно сгибая руки в локтях, прижал ее к лицу, закрыв огромными, натруженными кистями рук лицо вместе с медалью, и снова заплакал, вздрагивая всем телом.

Водитель, привлекая мое внимание, показал на бегущего со стороны госпиталя, уже немолодого человека в светло-зеленом, просторном спецкостюме с коротким рукавом.

Увидев нас, он бросился к Серому.

– Вы куда пропали? Я на минутку отошел в процедурную за уколом, вышел в коридор, а вас уже нет, – оправдываясь и в то же время возмущаясь, бубнил доктор, хватая его под руку и увлекая за собой. – Немедленно пойдемте со мной!

Убитый горем, не способный что-то осмысливать, Сергей Серый – старший, теперь уже к великому ужасу, единственный, медленно, не поднимая ног и ничего не замечая, побрел ведомый доктором в сторону госпиталя. А мы с водителем, сглатывая подкатывающий к горлу ком, провожали его взглядами, ощущая каждый его шаркающий, скребущий шаг в коричневых туфлях с вызывающе блестящей пряжкой. Это были шаги не по асфальту, а словно по открытой, кровоточащей ране в его душе.

*

До «Чкаловского» мы доехали без слов. А в это время уже полным ходом разворачивалась крупномасштабная операция ГУБОП МВД России и спецподразделений ФСБ по предотвращению террористического акта, изъятию из тайников взрывчатых веществ и оружия с задержанием всех причастных к подготовке этого преступления, не оставляя ни единого шанса ублюдкам.

Прощаясь, водитель долго не отпускал мою руку, после чего вдруг сгреб меня в охапку, сжал в крепких объятиях и, прижавшись губами к моему уху, прошептал:

– Береги себя. Пожалуйста, береги себя!

*

Самолет набирал высоту, я уткнулся лбом в иллюминатор и неотрывно смотрел далеко-далеко… на десять, двадцать, тридцать лет вперед. Я поймал себя на мысли, что на вопрос моего будущего, пока еще не родившегося внука, который, с детским любопытством и фамильной гордостью будет разглядывать, доставая из шкафа, старый милицейский парадный китель:

– Дед, а почему у тебя среди медалей «За боевое содружество» ФСБ, «За укрепление боевого содружества» Министерства обороны, нет милицейской, «За боевое содружество МВД России»? Ты же – милиционер.

У меня уже готов опережающий его рождение ответ:

– Милый, дорогой мой человечек, она находится в семье более достойного этой награды человека, воина – Сергея Сергеевича Серого, отдавшего свою жизнь, чтобы ты, мой родной, спрятавшись от всех земных бед, забрался ко мне на колени, примостившись под мышкой и обняв своей детской ручкой мой уже не маленький живот, мог задать этот, наивный, погружающий в тяжелые воспоминания вопрос.

 

Повесть Алексея НОВГОРОДОВА  «СЕРЫЙ»

опубликована в журнале «ПОДВИГ» №05-2020 (выходит в МАЕ) 

 

Статьи

Обратная связь

Ваш Email:
Тема:
Текст:
Как называется наше издательство ?

Посетители

Сейчас на сайте 244 гостя и нет пользователей

Реклама

Библиотека

Библиотека Патриот - партнер Издательства ПОДВИГ