ЕКАТЕРИНА ДМИТРИЕВА
НОЧЬ БЕЗ СНА
Отрывок из рассказа
ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ
Я закурил. И тут дверь купе, где я находился в одиночестве, резко сдвинулась, и ко мне ввалился незнакомец. Вид у него был сконфуженный.
– Простите, это же восьмое купе? – с неуверенностью в голосе спросил он.
– Да, – я с любопытством посмотрел на высокого, немолодого и обрюзгшего мужчину с длинными, засаленными волосами и в больших роговых очках. Он был одет, как клоун или представитель богемы: длинный свитер розового цвета и ярко-голубые джинсы, а поверх этого – темно-абрикосовое пальто. Да уж, выглядит мой попутчик, как гей на пенсии. И я с осторожностью чуть отодвинулся от него, мало ли, а вдруг и вправду гей?
– Наверно, произошла ошибка, – заявил он, и я отметил про себя, что он картавит. – Это мое купе!
– Вы ошибаетесь, – холодно заметил я, не желая вступать в препирательства со странным субъектом, – это купе забронировано мною…
– Ну уж, нет! – вскричал престарелый модник немыслимым фальцетом и подошел ко мне, сильно качаясь. От него пахнуло облаком устойчивого перегара, да такого, что я поморщился. – Покажите, покажите ваш билет! – Он настырно пытался вцепиться в мою руку, но я отодвинулся к окну.
В купе вошла проводница с дымившейся чашкой кофе, и весь ее вид говорил о том, что лишние разборки ей не нужны.
– Девушка, – почти что взвизгнул патлатый, увидев новую жертву, – этот человек занимает чужое место! У меня в билете купе номер восемь значится, а здесь он сидит… И не показывает билет.
– Покажите ваш билет, – усталым тоном обратилась ко мне проводница, протиснувшись с профессиональной сноровкой между стеной и качающимся мужчиной. Она поставила поднос на стол.
Я потянулся к внутреннему карману пальто и с ужасом замер… пальцы искали пластиковый билет, но его там не было. Я робко, как провинившийся школьник, взглянул на проводницу.
– Подождите, сейчас, сейчас… Билет у меня есть. – И я принялся искать в карманах брюк, в портмоне, в кошельке… С каждой секундой напряжение нарастало. Взгляд проводницы, прежде доброжелательный, приобрел оттенок недоверия.
– Да нет у него билета, ясен перец! – продолжал горячиться патлатый. – Скажи еще, потерял.
– Девушка, я не понимаю, как такое могло случиться, – я посмотрел на проводницу, – когда я вошел в вагон, помню, что посмотрел номер купе в билете. Неужели вы не видите, что я приличный человек? А еду на похороны однокашника.
– Может, вы потеряли его при входе в купе ? – спросила проводница, всем видом показывая, что не очень-то она верит в такую версию.
– Ничего не мог он потерять, – еще сильнее распространяя запах алкоголя, ерепенился мой конкурент, – потому что это не его купе…
– Извините, что вмешиваюсь, – услышал я еще один голос, – я слышал вашу ссору и решил внести ясность. Когда молодой человек проходил мимо меня, – вошедший взглядом показал на меня, – у него выпало что-то. Я поднял, но не понял, куда он зашел… – И говоривший помахал моим билетом.
Проводница сверила паспортные данные на пластике билета и в моем паспорте и улыбнулась мне:
– Ну, слава Богу, я так и думала, что все обойдется. – Она легонько хлопнула меня по руке. – А вот вы, – голос ее понизился, когда она посмотрела на престарелого клоуна, – предъявите-ка свой билет. И, по-моему, вы сильно перебрали с алкоголем.
Проводница вывела дебошира из купе, а я постарался широко улыбнуться моему спасителю:
– Вы мне очень помогли. Не составите компанию в вагоне-ресторане?
– О, разумеется, я как раз собирался поужинать. – И мы отправились по коридорам вагонов.
Там все было обито чем-то, что напоминало красный бархат, но в целом уютно: удобные кресла, маленькие столы с белоснежными скатертями, посреди каждого столика – оригинальные подставки для салфеток в виде календаря наступающего года. Наш столик располагался возле окна, за которым безумствовала орда пушистых снежинок, рьяно догонявших наш поезд. Во всем была атмосфера легкой таинственности, и это интриговало.
Пока мы с новым попутчиком, который представился Алексеем Григорьевичем, усаживались, обмениваясь банальными фразами о настоящей русской зиме, к нам подошла миловидная официантка с блокнотом и профессионально приклеенной улыбкой.
– Алексей Григорьевич, позвольте, я вас угощу, вы мне сегодня просто жизнь спасли, – сказал я.
– Что ж, не возражаю, – кивнул попутчик и заказал утку в кисло-сладком соусе, овощной салат и чашку крепкого кофе.
– Может, какой-нибудь аперитив? – спросил я.
– Нет, у меня патологическое отвращение к алкоголю. Вот посмотришь на таких, как тот попугай, который хотел вас выселить из купе, и сразу понимаешь, что водка – зло.
Мы оба рассмеялись его шутке.
Его смех мне показался знакомым, словно пахнуло из далекого прошлого. Это был чуть артистический, слегка натужный смех, призванный показать собеседнику, что тот может ему доверять. Дежавю скользило, как тонкая прозрачная вуаль, сквозь которую проступал вроде бы знакомый силуэт, но очень неясный и расплывчатый. Внутри меня еще раз что-то кольнуло: я явно слышал раньше этот смех. Это чувство заставило меня и внимательнее приглядеться к попутчику, пытаясь вспомнить, при каких обстоятельствах мог видеть его. Я старался разглядывать его исподтишка. Алексею Григорьевичу на вид было около сорока; высокий, худощавый, с длинным, худым лицом и внимательными темно-карими глазами, поблескивавшими сквозь толстые линзы очков. Одет он был просто, недорого, но со вкусом. Ничего особо примечательного. А вот запах туалетной воды, исходивший от него, будил во мне неясное предчувствие: этот приторный аромат определенно тоже был мне знаком, сбивал меня с толку, как непоседливый ребенок, теребил воспоминания и тут же ускользл от них. Одно несомненно: когда-то давно кто-то из моих знакомых им пользовался.
Всякие бывают совпадения, но почему-то этот смех и этот аромат казались мне затаившейся опасностью. Я продолжал украдкой изучать облик моего попутчика, пытаясь отыскать ответ на тревоживший меня вопрос: знаком ли я был с ним раньше, или мне это только кажется? Парфюм, как и обувь, многое говорит о человеке: дамочка в шубке, но со стоптанными каблуками и пахнущая дешевой туалетной водой, никогда не будет казаться роскошной дамой, на статус которой претендует. Ботинки Алексея Григорьевича я, разумеется, рассмотреть не мог, но навязчивые нотки парфюма били в нос. Неужели?.. Я встряхнул головой, стараясь отогнать противоречивые и абсурдные чувства и мысли.
– А мне необходимо расслабиться, – заявил я, – закажу баранину с овощами и коньяк.
– Я слышал краем уха, что вы едете на похороны к однокашнику? – неожиданно спросил Алексей Григорьевич.– Сочувствую. Вы с умершим были друзьями?
– Да нет, – пожал я плечами, – это просто долг и ничего более. Мы много лет не виделись.
– И вы не знаете, в чем причина его смерти?
– Представьте, не знаю, мне пришла телеграмма от его жены. Она не сообщила, в чем причина.
– Странно это как-то. Что могло произойти внезапно с молодым человеком? – продолжал бестактно любопытствовать Алексей Григорьевич. – Тяжелая болезнь? Несчастный случай? Убийство? – последнее слово он сказал чуть тише, и по моей спине вдруг пробежал неприятный холодок.
– Извините, Алексей Григорьевич, – я чувствовал, что эта тема начинает мне надоедать, – но давайте не будем вдаваться в гипотезы на этот счет, к тому же я не совсем понимаю, почему это вас так волнует. Вы не знаете ни меня, ни моего однокашника.
– Да, простите, – попутчик переменился в лице, – я несколько назойлив. Вы должны меня извинить: я уже майор полиции в отставке, знаете, старая ищейка всегда пытается взять след. Конечно, вы правы, вам и так не по себе в связи с такими обстоятельствами, а тут еще я со своими расспросами…
– И вы меня извините: настроение не слишком располагает, – я попытался смягчить свою предыдущую реплику, но, судя по вежливой улыбке Алексея Григорьевича, его мои слова не задели.
Официантка словно материализовалась из воздуха. Она принесла нам наш заказ. Я быстро выпил бокал, чувствуя кожей пристальный взгляд моего нового знакомого. Сегодня мне хотелось загнать все грустные мысли подальше, и поэтому я заказал еще коньяка.
– Вы сами из Керченска? – спросил меня Алексей Григорьевич, ловко уплетая утку.
– Это моя малая родина, так сказать. Но последний раз я там был лет пять назад… – ответил я и замолчал, взявшись за баранину. – Если честно, я рад, что уехал оттуда сразу после университета. Сами знаете наш город: никаких перспектив, никакой возможности пробиться в жизни.
– В принципе, это проблема многих маленьких городков, – заметил Алексей Григорьевич, – мне Керченск нравится, он такой тихий, спокойный…
– Как болото, – съязвил я, не удержавшись. – Но болото всегда остается болотом.
– Ну, могу судить по вашему внешнему виду, что вы неплохо преуспели в жизни.
– Старался, в принципе, я счастливый человек: у меня есть жена, сын и достойная работа.
– Очень приятно слышать такое, – улыбнулся Алексей Григорьевич, – нынче люди чаще жалуются на все подряд, ноют. То работы хорошей нет, то перспектив, то жена изменяет. А вы крепко стоите на ногах, знаете, чего хотите, это дорогого стоит.
– Человек сам хозяин своей судьбы, – «глубокомысленно» заметил я, слегка охмелев. – Он сам рулит своей жизнью, сам решает свои проблемы.
– Вадим Петрович…
Я вздрогнул и быстро посмотрел на собеседника.
– Откуда вы знаете мое отчество? – спросил я.
– Не понимаю, – Алексей Григорьевич покачал головой.
– Я представился вам просто как Вадим. Я не говорил своего отчества.
– Ну, милый вы мой, ваши паспортные данные были записаны в вашем билете, который вы уронили, – засмеялся собеседник, но мне показался его смех каким-то натужным, а может, я сегодня слишком взвинчен. – Ей-богу, у меня память фотографическая. Даже на лица – увижу кого мельком, даже через несколько лет смогу сказать, где и при каких обстоятельствах видел этого человека. Иногда столько неудобств это приносит, но это, уж извините, издержки профессии. – И он снова засмеялся, а я почувствовал себя снова очень неуютно. Действительно, в последнее время я подвержен глупой подозрительности: во всем вижу происки врагов.
Далее наша беседа потекла гладко. Мы говорили о разных вещах, но почему-то мой собеседник все время старался свернуть к теме умершего однокашника.
– А у вашего приятеля семья осталась? – вновь начал Алексей Григорьевич, словно не замечая моих сдвинутыхбровей. Неужели он и в правду не понимает, что мне не хочется говорить об этом?
– Насколько я знаю, только жена, – вяло отозвался я.
– Ирина красивая женщина, – кивнул Алексей Григорьевич.
Моя рука дрогнула, и вилка царапнула тарелку с неприятным звуком.
– Откуда вы знаете, как зовут жену моего приятеля? – мой голос задрожал.
– Вы сами его назвали, – все так же с улыбкой ответил попутчик, – в самом начале. Помните?
– Нет, не помню, – холодно ответил я. – Потому что не называл имен ни моего друга, ни его жены. Так откуда вам известно имя вдовы Дениса?
– Вы выпили, произнесли их имена мимоходом и забыли об этом…
– Неужели? – нервно хохотнул я. – Что-то мне подсказывает, что вам известно о моем университетском приятеле не меньше меня. Вы ведете какую-то игру.
– Бог с вами!
– Нет, вы мне ответьте: что вам нужно от меня?! Почему вы постоянно переводите разговор на Дениса?
– На вас уже люди смотрят, – заметил Алексей Григорьевич, но из его голоса уже исчезла доброжелательность, а глаза смотрели на меня с легким пренебрежением.
– Мне все равно, – мотнул головой я, – почему вы спрашиваете про Дениса? Про его смерть? Вы его знали?
– Я думал, что вам нужно высказаться, поделиться своей болью, чувством вины…
– Чувством вины? – Я сейчас чувствовал лишь одно желание – врезать ему по его длинному широкому носу, который он сует куда не следует. – Да вы явно не в себе! Я много лет не видел Дениса, и мы никогда не были друзьями… И да, откуда вы знаете, что Ирина – красивая женщина?
– Думаю, вы не стали бы любовником заурядной серой провинциалки, – с плохо скрываемым цинизмом ответил Алексей Григорьевич.
Меня как током шарахнуло. В глазах засверкали молнии, сердце стало стучать быстро-быстро, словно я пробежал несколько километров. От моего визави исходила явная, дурно пахнущая угроза. Она была скользко-ледяной, липкой, как слизь, проникала в меня точечно, наугад.
Поднявшись, я подозвал официантку, не говоря ни слова, сунул ей в руку несколько купюр. До смерти хотелось курить, и я, на ходу вытаскивая сигареты, отправился в тамбур. Там было темно, несмотря на источавшую мертвенно-желтый свет лампочку, и пахло табаком. Холод, струившийся из окна, немного освежил меня, прогоняя алкогольные пары. Слегка пошатываясь, я нервно чиркнул несколько раз зажигалкой: руки дрожали, и ничего не получалось. Наконец, кончик сигареты вспыхнул, и я смог затянуться. За окном быстро скользил зимний чернильный вечер, освещаемый лишь блеклым сиянием звезд, кое-где видневшихся из-за мельтешивших хлопьев снежинок. Проезд проносился вдоль густого, похожего по очертаниям на горы, заснеженного леса. Очевидно, это был поселок Бертелевка. Минут через тридцать мы должны были проезжать станцию Ромырь. Я жадно затягивался сигаретой и думал о новом знакомом. Все-таки его лицо было мне знакомо. Я силился вспомнить обстоятельства, при которых уже видел его, но либо я был слишком пьян, либо память меня подводила: вспомнить не получалось.
Задумавшись, я не сразу почувствовал, как стужа сковывает мое тело: на мне был лишь костюм, а пальцы, державшие сигарету, закоченели. Вдруг дверь в тамбур распахнулась, и я увидел в тусклом свете очертания силуэта Алексея Григорьевича. Он стоял молча, засунув руки в карманы, и хотя я не видел его лица, знал, что он наблюдает за мной.
Рассказ Екатерины ДМИТРИЕВОЙ «НОЧЬ БЕЗ СНА»
и послесловие Сергея ШУЛАКОВА "МАСКИ"
опубликованы в августовском (седьмом) выпуске журнала «ПОДВИГ» за 2015 год
Сейчас на сайте 429 гостей и нет пользователей