ПОЕДИНОК. Отрывок из романа Александра ЛОБАНОВА «ШАЙТАН»
ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ

Русский открыл глаза и вдруг улыбнулся, как раз в тот момент, когда Заурбеков собирался отрезать ему голову. Это было неожиданно и весьма некстати. Не хотел Зелимхан, чтобы кто-то видел. Душой чувствовал, что не достойно поступать вот так, когда противник без сознания, со связанными руками, а даже если бы в сознании, он все равно раненный и беспомощный. Дрогнул кинжал, опустилась рука.
–>Что же ты остановился, уважаемый? – синие глаза как будто прострелили насквозь. – Стыдно сделалось?
–>Зря улыбаешься, шакал, – Заурбеков грубостью пытался скрыть свое замешательство, но с ужасом для себя вдруг понял, что этот пленный понимает его не хуже, чем он сам себя.
–>А что мне еще остается, Зелимхан, не прощения же у тебя просить?
–>Откуда знаешь имя?
–>Не парьтесь, уважаемый. Просто всё: бойцы к тебе обращались. Я из башни расслышал и запомнил. И еще, не грусти, воевали вы достойно, не все способны так. Себя не щадили, я видел. В общем, молодцы твои парни. Да и ты отличный воин. Жаль, что мы друг против друга.
–>А-а-а-а!.. Ш-ш-ш-айта-а-ан. – Зубы заскрипели так громко, что русский поморщился, – будь ты проклят, собака! Умри, мразь.
Он вновь вскинул кинжал, но так и не ударил. Пленный даже не пошевелился, по-прежнему продолжал улыбаться.
–>Ну же, проси, умоляй, может, сохраню твою жизнь собачью.
–>Ах, оставьте, господин хороший. Чего она стоит, эта жизнь? А вот умирать надо ж красиво. Понимаешь меня, Зелимхан?
–>А что мне тебя понимать?
–>О, какие примитивные этнологические познания. Я видел у одного из ваших прибор ночного видения. Как ты думаешь, откуда он взялся? Не деньги имею в виду, за которые вы приобрели это чудо техники. Вообще, откуда? Ученые, понимаешь ли, изобрели. В науку-то веришь? Так вот, есть любопытные исследования у американцев. Они изучили генотипы большинства населяющих планету людей, в том числе и народности Чечни, Ингушетии, Дагестана. Знаешь, что обнаружили?
–>Мне знать незачем. Мое дело – истреблять неверных, таких вот, как ты. Вместе с этими, как ты сказал, типами какими-то.
–>Генотипами, это такие мелкие частицы, из которых состоят живые молекулы, из школы помнишь, что оно такое? Что, и евреев уничтожать будешь?
–>В первую очередь! И тех, кто на них работает, русских для начала, а потом и за американцев примемся.
–>Вот те раз. А долларами не брезгуешь, зарплату именно от американского Дяди Сэма имеешь.
–>Чушь. Смерти боишься, поэтому и несешь бред, думаешь, поверю.
–>Хочешь – верь, а хочешь – не верь. Но американские ученые установили, что у двух третей чеченцев кровь по генотипу такая же, что и у еврейского народа. Как тебе новость? С кем хочешь воевать, с братьями?
–>Твой лживый рот может изрыгать все, что ему угодно.
–>В зеркало давно гляделся? Что мне тебе доказывать, посмотри сам. Борода у тебя вьющаяся, рыжая, глаза светло-голубые, когда голову не брил, кудрявый был, да? Губа нижняя вона какая, огромная, нос типичный, крупный, выпуклый. Приложить к вискам пейсики, и сын Израиля, ни дать ни отнять. Вы ведь тоже обрезание делаете? Никогда не понимал, для чего. А, в самом деле, для чего, Зелимхан?
–>Когда мы тебе обрезание головы сделаем, поймешь.
–>Дык, слыхали уж… Много срезал головушек? Коран учит, что все люди братья. Американцы доказали. И не пугай отрезанной головой. Ничего я не боюсь, потому что истину великую усвоил: умирать надо ж красиво, я ведь говорил.
–>Красиво, говоришь? Что ж, будет тебе красиво. Эй, – он это выкрикнул своим, – проснулись, живо!
Бойцы вскочили мгновенно. Бодрые крепыши, спины ровные, осанки горделивые, запястья крепкие, пальцы аж побелели, стискивая автоматы. Глаза звериным блеском отдают. Точно как у волков.  Хорошо, будет тебе красивая смерть, гаденыш.
–>Развяжи руки, – боевик, на которого посмотрел Заурбеков, кинулся к русскому, на ходу вытаскивая из кармана и раскрывая складной нож. – Развязал? Подними.
Подхватив под мышки, боец легко встряхнул русского, будто ветошь.
–>Можешь стоять?
–>Я не только стоять, идти смогу.
–>А бежать?
–>Вот этого не могу утверждать, надо попробовать.
–>Сейчас попробуешь. Все улыбаешься? Ну-ну.
–>Зелимхан, гляжу, ты убивать меня не очень-то хочешь. Думаешь, что смерть надо еще заслужить? Я готов, уважаемый. Только гляди, не сядь в лужу снова.
–>Что-о-о? Это ты мне сейчас угрожаешь, шакал?
–>Стоп! Хватит меня с шакалом путать. Я же тебе сказал, умирать надо красиво. Готов помочь в этом. Или усомнился, когда кое о чем расспрашивал? Подумал, вру я?
И опять Заурбекову сделалось не по себе. Читает, шакал, мысли, будто на лбу у меня написаны. И смерти совершенно не боится. Что ж, наверно, он достоин, пусть умрет в последнем своем бою. Аллах мне зачтет такое благородство. Хорошо, что не убил. Теперь сама судьба пусть решает, кто чего стоит.
–>Беги, русский. Пять минут даю тебе жить. Сумеешь, поживешь еще несколько.
–>Благодарю, командир. Пяти минут более чем достаточно. Не сердись, ничего личного. Ты храбрый воин, для меня честь с вами воевать. Прощай.
–>Стой. Себя назови.
–>Пушкина читал?
–>Все в советских школах читали.
–>Хм, не простой ты человек… Богатырь такой у Пушкина есть, Руслан. Меня так и кличут.
–>Это который с говорящей головой сражался?
–>Я бы по литературе тебе пятерку поставил.
–>У меня и была пятерка.
–>Ну да? Вдвойне приятно слышать. Может, обнимемся?
–>Беги, русский.
–>Жалко ее.
–>Кого это еще?
–>Башню. Зря ты такую красоту порушил.

2
Прошло три минуты. На часы смотреть не требовалось, он их, эти драгоценные секунды, сердцем отсчитывал. Прятаться, хоть и кусты, и камни-валуны вокруг, не имело смысла. Зелимхан верхним чутьем пойдет. Волчина! Да и бежать тяжеловато после контузии.
Лег на траву, снял обувь. Прекрасная все-таки армейская смекалка у американцев. Из ботинок-мокасинов извлек два замаскированных в подкладке метательных ножа. Обулся вновь.
Истекала четвертая минута. К бою, товарищ прапорщик! Тридцать секунд… Десять… Даю отсчет: пять, четыре, три, две, одна… Пуск! Поехали!
Он занял позицию за валуном, что был с ним вровень. Послышался топот. Бегут, касатики, по мою душеньку, стараются. Когда расстояние между ними сократилось до пятнадцати метров, Руслан, сделав пружинящий выпад, метнул смертоносную сталь в двоих, что бежали к валуну и уже начали разделяться, чтобы обойти с правой и левой сторон.
С пробитым горлом, задыхаясь от хлынувшей крови, уже агонизируя, боевики рефлекторно добежали до камня и свалились как раз прапорщику под ноги. Два автомата! Считай, шансы уравнены.
Трое оставшихся вначале не поняли, отчего упали их собратья. На осознание случившегося им понадобилось не менее пяти секунд. Короткая очередь из-за валуна. И это были последние в их жизни секунды.
Зелимхан прекрасно понял, что означала эта короткая автоматная очередь, горестно вздохнул, опустил голову. Шайтан… Он шайтан… Здоровая рука, тем не менее, сжимала цевье автомата крепко. Бой не окончен, русский. Я еще жив.
Он сразу определил, с какой стороны крадется Руслан. Приподнялся, опер ствол о ветку, нажал на спусковой крючок. Рожок опустошился за несколько секунд. Ничего, у меня их целых три в запасе. Сменил, передернул затвор, заскрипев зубами на резанувшую из раны по сознанию боль. Поднялся в рост. Двинулся навстречу, опустошая и этот магазин. Не останавливаясь, перезарядил, выпустил очередь. Последний рожок. Когда передернутый затвор вогнал патрон в патронник, Заурбеков перевел флажок с автоматической стрельбы на одиночную. Теперь бить наверняка, только в видимую цель.
–>Эй, русский! Хочу видеть тебя. Выходи, собака!
–>Спасибо, что не «шакал». Вот он, я. Слышишь, Зелимхан, ты мне должен быть благодарен. Понимаешь, о чем говорю.
–>Ты мне милостыню предлагаешь? Врешь, иноверец, трусливое отродье. Из-за угла только и можете воевать, шакалы!
–>Ну, вот опять. Да что ж ты на шакалах-то помешался!
Руслан поднялся. Более того, снял с плеча автомат и швырнул в сторону. Улыбка неизменно ютилась в уголках его губ. Она сбивала Зелимхана с толку. Он даже перестал ощущать боль в раздробленном суставе. Перед тем как выстрелить в безоружного «шайтана» – думает, что я не стану стрелять, баран, – ухватился за оружие обеими руками и с пояса, как обычно, стрелял, никогда не промахиваясь, навел ствол в грудь русскому. Через секунду одним шайтаном станет меньше, слава Аллаху.
Зелимхан уже собрался выкрикнуть: «Умри, собака!», как что-то огромное, осиновый кол, не меньше, с хрустом воткнулось ему в горло.
Земля стала отдаляться. О, Всевышний, ты услышал мои молитвы, я опять летаю. Вот и небо, вот и первые звезды, понятно, время позднее, ночь на носу. Какая красота вокруг.
И действительно, на Кавказ опускалась очередная, полная волшебства и грез, ночь. Словно удивительные сказочные птицы в розовом оперенье, у горизонта, постепенно тая, кружились несколько облаков. Поспешил к ним, но пока летел, облака растаяли. Лишь фиолетовые и лиловые полоски затейливым узором расчерчивали пространство над тем участком, где скрылось солнце. А земля внизу начала окутываться сизым полумраком, который будто подсвечивался кем-то из лесной чащи.
Зелимхан опустился ниже. Да, это они, мои солдаты, вернее, их души. Светятся будто ангелы. Мы теперь вместе, никто не разлучит нас, братья мои. Пролетев над башней, все же она прекрасна, прав был русский, через некоторое время увидел распростертые тела, в одном из которых узнал себя.
Над ним склонился тот, что отнял их жизни. Вынул нож, отер о траву. Потом вдруг поднял кверху голову, кивнул. Он что же, видит меня? В глазах у русского пустота. Отчего же не радуется? Не считает себя победителем?
Руслан взял у одного из убитых лопатку и принялся копать могилу. Понятие времени там, где они оба сейчас находились, не соответствовало земному. Может, прошел час или больше. Зелимхану показалось: какие-то мгновения. На месте только что зиявших могильных ям, уже видны свежие земляные холмики. Похоронил нас. Что это он делает теперь? Не может быть. Русские так не станут делать. Кто же ты?
Прапорщик срубил в зарослях длинные ветки, отесал, повязал тряпицы и воткнул в каждый холмик. Снова поднял голову. Они долго смотрели в глаза друг другу, ведя бессловесный диалог о перипетиях жизни на земле и вне нее. Рассуждали о мудрости Аллаха и Иисуса Христа.
В конце концов получилось так, что говорили об одном и том же. Бог над всеми нами един. Это люди, с их примитивным мозгами – все разные. В основном они носители глупости, а БОГ создал человека по образу и подобию СВОЕМУ. Когда, на каком этапе человечество растеряло смысл этой простой и в то же время глубокой, как само небо, истины?
Когда говорить стало не о чем, русский помахал на прощанье рукой и пошел в сторону аула. Зелимхана же неведомая сила понесла вверх. Вскоре холодные звезды окружили со всех сторон. Он оглянулся. Земля быстро уменьшалась в размерах, вот она уже как мячик, вот – как горошина. И вскоре превратилась в светящуюся мерцающим огоньком точку. Потом и этой точки не стало. Только чернота с холодными звездами и великая пустынь, которую люди почему-то называют космосом.