Ирина ДЕГТЯРЕВА
ИРАНСКИЙ ОМУТ

Отрывок из романа

Симин вышла с территории следственного изолятора и села на заднее сиденье машины поджидавшего ее «брата». Его присутствие чаще всего раздражало девушку. Соглядатай, охранник, сопровождающий мужчина. Если бы не традиции исламского общества, она с куда большим удовольствием одна разъезжала бы по миру и наверняка уже выше продвинулась бы по карьерной лестнице.
Она довольно быстро втянулась и в работу МИ* (*Министерство информации Ирана, бывшее САВАК. Политический сыск, разведка, контрразведка), и в новый для себя образ жизни, хотя, казалось, еще совсем недавно была другим человеком.
Состоятельная семья, вилла в Тегеране у подножия Точала с бассейном и прислугой. Родители большую часть времени проводили в Америке или в Европе из-за отцовской работы.
Симин была, по сути, предоставлена самой себе. К ней приходили друзья, за высокой оградой виллы они позволяли себе гораздо больше, чем допускали их возраст – шестнадцать-семнадцать лет, религия и традиции Ирана. Девушки на подобных вечеринках оставались без платков и привычных глазу плащей, закрывающих бедра, в ходу были выпивка и легкие наркотики.
Один из таких загулов окончился фатально для двух подружек Симин, и ее саму привел бы к позору и позору семьи Сарда, а возможно, и к гибели, если бы не Каве Сами...
Она его увидела, когда открыла глаза после чудовищного удара... Это, наверное, было сродни новому рождению и встрече с Создателем. В тот момент ей подобные рассуждения, конечно, в голову не пришли. Она просто вяло, с трудом припомнила, что же произошло.
Симин с двумя подружками в пьяном дурмане решила прокатиться на машине из отцовского гаража. Ночная дорога после дождя, хмель в крови, внезапно возникшая из темноты черная машина и ослепивший яркий всплеск фар.
Инстинктивно Симин вывернула руль, спасая себя и подставив правую сторону машины под удар. Автомобиль потащило по мокрой дороге юзом, и он влетел в черный «раннэ».
Очнувшись увидела сначала ночное небо, приближенное, как через телескоп, не отгороженное от нее вылетевшим лобовым стеклом, а затем, на фоне неба выплыло его лицо, разозленное, бледное, с дорожкой крови, стекающей по виску.
Он выволок Симин из-за руля, в бардачке отыскал документы на машину с фамилией владельца, имя которого у Каве было на слуху. Он спросил, как зовут девушку, заподозрив, что она с подружками угнала машину, но услышав ее фамилию, убедился, что Симин дочка хозяина автомобиля.
Каве осмотрел двух других девушек и, убедившись, что они обе мертвы, одну из них перетащил с пассажирского сиденья на водительское место.
Соображал Каве быстро, потому и работал в МИ, был на хорошем счету, и именно ему доверили привезти из Мексики кейс с пробирками, украденными иранским агентом из американской секретной лаборатории.
Это первое, что он проверил после аварии, – целостность кейса, который вез из аэропорта в лабораторию МИ. Случилась бы большая беда, если бы произошла утечка радиоактивного вещества, доставленного им из Латинской Америки.
Затем он взялся за девчонку и отправил Симин домой.
– Уходи сейчас же! – велел он таким тоном, что не осталось сомнений в ее протрезвевшей голове – только подчиниться, только положиться на этого грубого человека. Он, похоже, знал, как быть в любой ситуации, даже когда в ее машине два трупа и в его еще один – водителя, встретившего Каве в аэропорту.
Она спряталась дома и не отвечала на телефонные звонки своих многочисленных друзей. Никто не приходил к ней из полиции. Словно ей просто-напросто все приснилось. Но мнимый сон прервал позвонивший Каве. (Прислуга позвала Симин к телефону, хотя она распорядилась не звать ее, только если будут звонить знакомые.) Он напомнил об аварии и велел ждать его в гости, удалив прислугу, чтобы его не видели в доме Сарда.
Когда он сидел у нее в гостиной, развалясь в кресле, а перед ним с неестественно ровной спиной замерла семнадцатилетняя Симин, он объяснил ей, что говорить родителям, что произошло «на самом деле» и как будет теперь жить дальше девочка Симин, если вообще хочет жить.
Симин хотела. От Каве она узнала, что машину отца угнали и разбили неизвестные ей люди. Про двух погибших девушек вообще не шла речь. Нет их как и не было.
– Ты будешь учиться и для меня выполнять небольшие услуги.
Он узнал о ее серьезном увлечении живописью, и вскоре она поступила в училище изобразительных искусств Тегерана, не прилагая особых усилий.
Несколько раз ей приходилось выезжать за границу под видом учебы на дополнительных курсах и там, сняв платок, встречаться с указанными ей Каве мужчинами. Первого Симин попросили только привести в определенное место, затем оставить там. Она догадалась, что его ждала печальная участь. Второму девушка уже самолично подсыпала порошок в виски. Третий оказался самым трудным заданием – израильский бизнесмен. Художница попала в Израиль через третью страну по поддельному паспорту. Она ликвидировала бизнесмена на его же яхте в Средиземном море, и ей пришлось долго добираться вплавь до суши.
Затем она стала учиться уже не живописи, а прошла разведывательный спецкурс, получила офицерское звание, все это соблюдая конспирацию и получив псевдоним Нора по имени известной аргентинской художницы, сестры Борхеса, родившейся в начале двадцатого века. Они и внешне были очень похожи – Симин и Нора.
И уже начав карьеру профессиональной разведчицы, Симин вдруг узнала, что о ее работе на Каве до обучения в разведшколе никто в МИ не знает. Только она и он в курсе дела, ее нынешний куратор и... любовник. Симин догадывалась, что ее руками он решал какие-то свои проблемы и теперь она с ним настолько повязана, что только смерть разлучит их. Так и вышло. Он погиб в Сирии. Об этом стало известно год назад.
У Симин земля ушла из-под ног. Никто не назовет ее больше Зердана. Так звал ее лишь он, считая, что название иранского эндемика, растущего на скалах, как нельзя лучше подходит ее решительной натуре, способной на многие лишения ради выбранного раз и навсегда пути.
Год она оставалась потерянной, без опоры, без надежного прикрытия, но укрепляла свои позиции в МИ, закусив удила, блестяще реализуя все поручения Центра.
А через год встретила Фардина, показавшегося ей антиподом Каве, мягкого, интеллигентного, красивого. И все же неосознанно она ощущала в нем ту же закваску, что и в Каве...
Проезжая по улицам родного Тегерана после посещения Фардина в тюрьме, она пыталась понять, что же сегодня произошло? Очередное лобовое столкновение, после которого ее жизнь снова изменится кардинально? Как же ее размягчили и ослабили эти отношения, что она так прокололась!

Приближался западный Новый год, и Фардину оставалось только гадать, что происходит на воле, что думает об его пропаже Центр, выйдет ли он на свободу или после расследования подготовки мятежа, вплотную займутся самим Фардином?
О начавшихся акциях протеста, полыхнувших сперва в Мешхеде 28 декабря, он узнал через несколько дней от взволнованного следователя Маса. Тот явился прямо в камеру со словами: «началось» и «ты был прав». Они за время общения с Фардином перешли на ты.
– В Мешхеде подожгли мотоцикл полиции, – сообщил Мас. – Перекинулось и в другие города. В Абхаре жгли портреты аятоллы Хаменеи, в Доруде открыли стрельбу. Формально выступают против высоких цен, как ты и говорил, в эту болевую точку бьют больше всего. Против Рухани. Мы успели кое-кого схватить, и массовости манифестаций особой нет. Самое большее – несколько тысяч, а то и несколько десятков, всего-навсего. Американцы тявкают, что мониторят у нас ситуацию. Наши чихали на их высказывания. Полиция ведет себя обоснованно жестко. Задерживает десятками, мы развернули пропаганду, призываем мирных граждан не ввязываться в мятеж. По IRIB** (государственная телекомпания) сообщают о том, что все это происки Запада. Экономические проблемы – лишь предлог, чтобы погрузить страну в хаос. Да, – Мас хмыкнул, – ты был прав насчет речевок и лозунгов. Все есть. К примеру: «Не Газа, не Ливан, моя жизнь – Иран!» «Оставьте Сирию, подумайте о нас!» Так же все начиналось в Ливии и в Сирии. Но мы это уже проходили в 2009 году. Справились тогда и справимся сейчас. Наша агентура подавала сигналы, а твоя информация и вовсе оказалась бесценной.
– Не вижу пока повода для радости, – был настроен скептически Фардин. – Затеяли это американцы, израильтяне тоже ведь рассчитывали на что-то, вкладывали деньги.
– Судя по отчетам с мест, там все держат под контролем. А этот Роджер, как мы выяснили, – Майк Д'Ондре, цэрэушник, назначенный весной руководителем спецсектора по Ирану.
– А что Азербайджан? Как они реагируют?
– В Пираншехре был бой с азербайджанскими сепаратистами. Трое из КСИР погибли. Изъяли у боевиков автоматы, гранаты. В Ардебиле примерно то же самое. Да еще инструкции изъяли по устройству беспорядков. А вот Азербайджан держит нейтралитет. Официально от всего открестился. Но 2 января, вчера, пытались взвинтить ситуацию – у посольства Ирана в Баку митинговали с лозунгами о воссоединении с «матерью-родиной»... А вообще, я пришел за тобой. Руководство считает, что пора тебе, затворнику, выйти на волю. Единственное, Симин просила подписать кое-какие бумаги.
Мас достал из своей дежурной папочки, которую таскал все время с собой, несколько листков.
Фардин, не ожидавший такого расклада, встревоженный, прочел документы. Один из них был предсказуемым – подписка о неразглашении. А второй – о согласии работать на Министерство информации, оформленный задним числом – маем 2017 года. Это был страховочный вариант уже для Симин.
– Это формальность, – благожелательно сказал Мас, протягивая ручку. Он, по-видимому, не вдавался в содержание бумаг и решил, что это все связанно с вопросами соблюдения секретности.
У Фардина не оставалось выбора, и он все подписал, чтобы, наконец, выбраться из тюрьмы.
Став агентом спецслужбы, Фардин ломал голову, начнут ли его задействовать как агента в дальнейшем и как сложатся отношения с Симин? Вернее, продолжатся ли они? Впрочем, на ее счет у него были вполне определенные планы.

Оказавшись на улице, Фардин поймал попутку и доехал до дома. Деньги ему вернули вместе со шнурками и ремнем, а вот про ключи от дома он вспомнил только у двери в собственную квартиру. Фардин так спешил вырваться на свободу, что забыл про ключи.
Он засмеялся, стоя у двери, а она вдруг распахнулась. На пороге стояла Симин.
– Проходи, проходи, – разрешила она снисходительно. Указала на столик у двери, где лежали ключи: – Ты забыл их взять. Вот, решила выручить.
– Если тебе нужен был дубликат или просто порыться в моей квартире... – Фардин зашел, тщательно запер за собой замки, разулся и поставил ботинки носком к носку, задник к заднику. – Добро пожаловать! Я ничего не скрываю от тебя. Не боишься доносов соседей? Одна, у мужчины...
– Брат внизу ждет.
– Брат? – с усмешкой переспросил Фардин.
Симин отвернулась и прошла в гостиную. Звук ее каблучков то глох в ворсе ковров, то звенел, вырвавшись на оперативный простор паркета.
– Жизнь твоя теперь несколько изменится... – Она села в кресло и огляделась. – Я тут слегка прибралась. Но зашивать обивку мебели придется самому.
На журнальном столике лежали два конверта, очевидно с деньгами.
– Там компенсация за погром, деньги за работу агента и премиальные.
– Ты все еще не веришь мне? – Фардин задумчиво пригладил бороду. – Это твое право. Но я не хочу работать агентом. Можешь забрать деньги.
– Поздно. Ты уже подписал серьезные бумаги. Оснований для отказа никаких. Для моей подстраховки тебя отстранили от работы в секретной секции, ну и для возможности выезжать за границу на симпозиумы и конференции.
– Какие?.. А, ты хочешь, чтобы я работал, как ты?
– До меня тебе еще расти и расти. Будешь встречаться со своими коллегами в разных странах, общаться с иранцами-эмигрантами. Слушать, запоминать, выводить на откровенность. Судя по тому, что ты проделал с этими азербайджанцами, тебе это вполне по силам. Если ты не разведчик, значит, человек очень подходящий для такой работы. И грех тебя не использовать. Возможно, ты за проделанное получишь даже госнаграду. А я уже получила за работу с агентом. Вот так.
– Раз я твой агент, так уж и быть, снабжу тебя кое-какой информацией, которую придержал. Но сперва скажи, вы взяли среди других мятежников Рауфа Мамедова?
– Допустим, – кивнула она. – У тебя с ним личные счеты? Ты так стремился его засадить. Он увел у тебя девушку?
– Он пытался увести у меня страну, – то ли в шутку, то ли всерьез сказал Фардин. – Так вот, не торопитесь пускать его в расход. И отправлять в обычную тюрьму, а то он там, не ровен час, помрет от плохих условий. Он ведь азербайджанский разведчик.
– С какой стати ты это решил? – Симин выглядела взъерошенной, не понимая, что происходит.
– Я ездил в Мешхед, где встретил парня из ОМИН***(организация моджахедов иранского народа, запрещенная в Ираке и Иране). Его зовут Фархад, я упоминал о нем на допросах, не рассказал только, что Фархад убеждал меня в принадлежности Рауфа к азербайджанским спецслужбам. Рауф утверждал, что не ездит в Баку, Фархад же говорил, что, наоборот, отправлялся он туда частенько. Если вы взяли и Фархада, он даст показания. Принести в клювике такого субчика – это, и правда, на награду тянет.
Она встала и подошла к нему совсем близко.
– Ты ведь обманул меня. Ты не собирал на меня компромат и не планировал его обнародовать? – кончиками тонких пальцев она коснулась его руки.
– Я же говорил, что не разведчик. Все вышло спонтанно. Ревность – двигатель прогресса, – переиначил он известное изречение. – Меня поставили в такие условия, что пришлось защищаться всеми доступными средствами.
– Так ты не ответил, – она подалась вперед, так, что он почувствовал ее щекочущее дыхание у себя на шее. – Компромат – запись, фото, копии документов на аренду...
– Пусть это останется моей маленькой тайной. – Он приблизился к ее губам.
Оторвавшись от них, он шепнул:
– С агентом тебе же нельзя, ты теперь мой начальник... начальница.
– Куратор, – пояснила она, притянув его снова.
Но он отстранился.
– Есть серьезный разговор. Не хотелось бы общаться в четырех стенах. У меня на замкнутые помещения теперь легкая аллергия, как ты понимаешь. Прогуляться бы в парке, уединенно. Это в твоих же интересах.
Симин взглянула на него испуганно. Чего-то подобного она ожидала и опасалась.
Шантаж – только затравка, холодная закуска. Ею надолго сытым не останешься. Будь Фардин банальным шантажистом, который волею случая влез во взрослые игры спецслужб, его можно было бы легко убрать.
Как правило, слова о спрятанном где-либо компромате – блеф. Симин хватило бы месяца, чтобы выявить все его связи и не допустить утечки компрометирующей ее информации. Физическое устранение – и дело с концом. Но она не торопилась планировать решительные шаги в отношении Фардина – догадывалась об его истинной сущности.
– Можно прогуляться сейчас, – она взглянула на часы. – Это ведь ненадолго? Напротив твоего дома есть небольшой сквер.
– Что же, давай не станем оттягивать.
Спонтанность в данном случае была ему на руку.
Они молча спустились на лифте, Фардин, выйдя из подъезда, мельком бросил взгляд вдоль улицы. В машине, припаркованной около бетонной клумбы, сидел «брат» Симин, не включая света в салоне, только то и дело вспыхивал огонек его сигареты за пыльным лобовым стеклом автомобиля, тускло отражающим свет уличных фонарей.

Фардин не торопился начинать беседу до тех пор, пока они не перешли дорогу и не оказались в глубокой тени огромной акации, хоть и обнажившейся на зиму, но с загущенной старой кроной.
– Понимаешь ли, дорогая Зердана, ты ведь уже взрослая девочка, – заговорил Фардин, используя интонации Каве, с какими тот обращался когда-то к Симин.
Каве восхищался ее способностью приспосабливаться к любой обстановке и стрессу. Она очень легко приняла правила игры, которые он ей навязал, будто и не выросла в богатой семье изнеженным цветком, а пробивалась в жизни в бедных районах Тегерана, среди торговцев и крестьян.
Симин так побледнела, что даже в густой тени дерева стала заметна белизна ее лица, обрамленного платком.
– Не понимаю... Откуда... Это имя знал только он, – прошептала она. – Словно мертвый восстал из гроба...
Фардин не остановился:
– Ты доставила мне много неприятностей. Та авария... я вез слишком ценный груз, и тебе, в общем, повезло, что я не стал разбираться на месте. Слишком спешил. Два трупа твоих подружек, оставшиеся в машине, и мой погибший водитель. Они не являются тебе по ночам? Ты ведь без зазрения совести бросила их тогда в папиной машине. А те люди, которых ликвидировали с твоей помощью. Это ведь было до начала твоей службы, до начала создания твоего досье. Я решал свои проблемы, частные, ты об этом тогда не знала, думала, что это важно для Ирана, не так ли? Спешу тебя разуверить. Это, по сути, была обыкновенная уголовщина, Зердана, – Фардин придержал за локоть пошатнувшуюся девушку и шепнул: – Ты же догадываешься, кто мог бы тебе это сказать? Кроме него и тебя, никто не знал... Теперь ты понимаешь, как меня надо оберегать?
– Это ведь... Я... – Симин опять не смогла сразу подобрать слова. Она почувствовала такую же беспомощность, как тогда, когда возвращалась домой после аварии, прихрамывая, понимая, что случилась катастрофа в прямом и переносном смысле, но Каве все же оставил ей надежду на благополучный исход. И сейчас надежда на выживание теплилась. Она видела в своем воображении помост для казней на темной площади, но в деревянном помосте имелась потайная дверка для бегства, и Фардин все же открыл ее перед ней.
– Теперь ты подпишешь бумажку и будешь оберегать меня пуще зеницы ока, используя все свои ресурсы и знакомства. Никакого наблюдения за мной, никаких проверок, никакого риска для меня, связанного с моей работой на тебя. Ведь ты мой куратор теперь. И необходимо, чтобы ты им оставалась всегда, я повторяю, всегда, чего бы тебе это ни стоило. Я буду спокойно исследовать водоросли, а ты, возможно, через какое-то время сведешь мою деятельность в качестве агента к нулю, я потеряю ценность или что-нибудь в этом роде, чтобы про меня забыли. Но это обсудим позже.
– Это все? – с надеждой спросила Симин.
Фардин благодушно рассмеялся, и от этого смеха Симин прошиб пот.
Никакой лазейки, никакой щелки, дверка под помостом для казни оказалась ловушкой, клеткой для редкой птички.

Роман Ирины ДЕГТЯРЕВОЙ  «ИРАНСКИЙ ОМУТ»
опубликован в журнале «ПОДВИГ» №02-2020 (выходит в ФЕВРАЛЕ)