Алексей ФИЛИППОВ
 

ЗОЛОТОЙ ЧЕРЕП
Отрывок из рассказа
ПРЕДЛОЖЕН АВТОРОМ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ

Встречали Буланкина полуденным поездом. Когда солнце выбралось на самый верх сверкающего бледно-голубого небосклона, народ повалил к железнодорожной станции. До нее от города было не меньше двух верст, и сейчас эти версты живо напоминали муравьиную тропу. Сущим столпотворением шел к станции народ.
Поезд задержался почти на час. Первыми на перрон выскочили молодые люди из местных, которые еще затемно поехали в колясках с букетами роз навстречу поезду и на предыдущей станции сели в вагон к знаменитому путешественнику. Им не терпелось и вперед всех приветствовать знатного земляка.
– На три дня у нас остановятся! – радостно кричал народу сияющий приказчик из чайной лавки. Он тоже был из рядов передовой молодежи.
– На три дня, на три дня, – эхом прошелестело по толпе.
– И к чуду прикоснуться дозволено будет! – еще раз обрадовал толпу приказчик.
– Дозволено будет... – сей же момент отозвались люди.
А потом к народу вышел он. Иван Савельевич Буланкин. Дородный господин среднего роста, в годах, с усталым лицом, на коем красовался широкий толстый нос, а серые глаза у купца чуть-чуть впалые. Борода его слегка встрепана, но не настолько, чтоб назвать ее неаккуратной. Приличная борода. Одет путешественник, несмотря на полуденную жару, в легкое просторное пальто.
– Чего ж он пальту не сымает? – удивилась одна бойкая бабенка и толкнула локтем в бок стоявшую рядом товарку.
– Чай, настудился в своих тайгах, а теперича отогревается! – засмеялась товарка.
А купца Буланкина между тем подвели к Анастасии Павловне. При этом весь уездный бомонд притих, затаил дыхание, а потом радостно выдохнул. Купец Анастасии Павловне пришелся по нраву. Она взяла его под ручку и повела к своей коляске. Сразу же за ними встали четыре крепких молодца не из местных, в руке у одного из них был кованый ларец. По пути Анастасии Павловне и Ивану Савельевичу попался сиреневый куст. Гость шумно вздохнул, осторожно взял в ладонь соцветие и припал к нему носом. Народ обрадовался, можно сказать, до слезы. Город N славился своей сиренью на всю округу. Перед самой коляской толпа засуетилась и вытолкнула прямо под взор Буланкина пьяненького старичка в потрепанном чиновничьем сюртуке с кривыми заплатами на локтях. Гость без единого слова так крепко обнял старичка, что тот жалобно ойкнул, а толпа еще раз обрадовалась.
– Узнал! – пронеслось по нестройным рядам. – Узнал, ведь! Через столько-то лет!
Когда Буланкин, садясь в коляску, слегка оступился и ткнулся носом в юбку Анастасии Павловны, про счастливого старичка сразу же забыли, а он всё стоял на дороге и громко что-то рассказывал неведомо кому.
– Эх, Ванька, Ванька… А как мы с ним в третьем классе бранное слово на коляске попечителя нацарапали. Эх, Ванька... А я б тебя…
Исправник Ермаков наблюдал за этой суетой с пригорка. В двух шагах от него стояли его подчиненные, радости в их глазах не наблюдалось и малой толики. Исправник был весь во внимании и зорко высматривал незнакомых да подозрительных, какие старались подобраться поближе к знатному гостю. Городовые то и дело бегали к толпе и тащили оттуда не приглянувшихся их начальнику личностей. Первым притащили молодого господина в модной шляпе, в черном сюртуке поверх бледно-коричневого жилета. Этот молодой человек не понравился Ермакову тем, что уж очень рьяно в толпе шнырял и все норовил поближе к Буланкину подобраться.
– Как вы смеете?! – пронзительно громко возмущался модный господин, когда приволок его дюжий унтер-офицер пред очи уездного полицейского исправника. – Я репортер губернской газеты Милованов! Я на вас фельетон напишу!
Репортера, от греха подальше, исправник решил отпустить и велел привести высокого черноволосого красавца с орлиным носом и в светлой летней паре: тот оказался доцентом какого-то университета. И его отпустили, пока, за неимением улик. Затем был пьяненький мужик в синей рубахе, который чистосердечно поведал полиции о том, что он рвался сквозь толпу, чтоб ученого медведя узреть. Очень расстроился мужик, когда ему рассказали, что ученых медведей в этой толпе не было ни одного. Следом за мужиком – студента технического училища привели: староват он показался стражнику для студента.
Мурыжили студента, пока тот бумагу не показал. Еще пару подозрительных заметили, но привести не успели. Ермакова позвала к себе Анастасия Павловна.
– Иван Иванович, – улыбалась она исправнику, сидя в своей коляске, – нам надо очень надежную охрану обеспечить сему чуду. Очень надежную. – Анастасия Павловна указала ладошкой на ларец, стоящий у ее ног.
– Да не стоит все это вашего беспокойства, – тоже заулыбался знатный гость. – Ребята мои посторожат. Они…
– Ну, что вы, Иван Савельевич, что вы, – безапелляционным тоном перебила гостя Анастасия Павловна. – Вы же только что мне рассказали, что ваши люди трое суток глаз не смыкали. Пусть отдохнут. Неужто мы охрану не обеспечим? – Фабрикантша строго посмотрела на исправника.
– Неужто? – эхом повторил за Анастасией Павловной чуть-чуть задремавший на солнышке уездный предводитель дворянства.
– Обеспечим, – прохрипел сердито исправник. – В общественный банк положим, там запоры крепкие, а у дверей я унтер-офицера поставлю.
– Вот и славно, – ласково проговорила фабрикантша и велела трогать.
Сперва поехали в храм на торжественный молебен. Вокруг храма сразу же гуляние народное случилось. Самовары кипят, пряниками торгуют, квасом. Не обошлось и без напитков покрепче. Под малосольный огурчик да под гармошку в такой прелестный день – благодать сущая. Веселятся люди, одним словом. А чего ж не повеселиться? Надоела всем скука уездной жизни. И такой счастливый случай! После храма гостя ведут в ресторацию, а народ следом: в другое место самовары несут. Тут и гармошка еще заливистей жару дает.
«И-и-ех! Кум до кумы судака тащит!» – раздается.
Ближе к закату все вместе с гармошкой шествуют в сторону банка, чтоб чудо на ночь пристроить.
Буланкин в банке все осмотрел и остался весьма доволен увиденным.
– Действительно, место надежное, – крепко пожал он руку здешнему управителю. – Только и мне надо уголочек здесь определить. Я на полу готов…
– Какое еще уголочек? – насторожилась Анастасия Павловна.
– Я, Анастасия Павловна, любезная моя, здесь должен спать, – припал к ручке фабрикантши Буланкин. – Не пускает он меня от себя. Пятьдесят метров могу еще отойти, а дальше ежели, так нутро огнем жжет. Рядом я с ним должен быть. Здесь мне придется переночевать. В здании не разрешат, так в саду устроюсь… Мы люди привычные…
– Никаких «в саду»! – Топнула ногой Анастасия Павловна. – Вам уже в моем доме приготовлено. Чтоб мы такого гостя, да без приличного ночлега… Не позорьте нас перед людьми-то! И чуду вашему место заветное есть. У меня во флигеле есть чулан без окон, вон там пусть оно и лежит, а возле дверей мы полицейскую охрану поставим.
Буланкин еще чуть-чуть попробовал противиться, но Анастасия Павловна стояла на своем, словно скала. А когда купец окончательно согласился идти к дому фабрикантши, из толпы на коленях выполз к нему местный юродивый Кирюша. Выполз и давай выпрашивать:
– Дай рублик, господин хороший! Дай рублик!
Анастасия Павловна шепнула чуть смутившемуся гостю:
– Дайте ему монетку. На счастье.
Гость торопливо похлопал по карманам и зыркнул на своих молодцов, один из которых тут же выдал просящему полкопейки. Юродивый, получив монету, пустился в пляс. Наплясывая, он вроде бы как пел.
– Благодетель, благодетель, – гнусавил Кирюша. – Слуги, слуги… Благодетель, благодетель…
Так, с песней он и провожал шумную процессию к хоромам фабрикантши. И гулял там народ весело дотемна.
Исправник осмотрел чулан, прежде чем туда поставили ларец с чудесным черепом. Располагался тот чулан в просторном, но захламленном флигеле: сюда давно уж всю ненужную мебель складывали. Слуга купца поставил ларец в чулан, дворник тут же навесил большой замок на чуланную дверь, а ключ с нижайшим поклоном был вручен Буланкину. И все разошлись: простой народ пошел на улицу, догуливать, а состоятельный на бал, какой Анастасия Павловна в честь знатного гостя затеяла.
Исправник на бал не пошел. Тревожно было отчего-то на душе уездного полицейского начальника. Он внимательно осмотрел замок, подергал его двумя руками, вздохнул страдальчески и строго наказал своим подчиненным:
– Чтоб здесь постоянно находились. И не спать. Узнаю, что спали, – под суд отдам. Смотрите у меня…
Как только начальник ушел, его подчиненные столковались, кому и сколько у двери чулана на часах стоять.
– Ни к чему сразу троим здесь торчать, – решили они. – Чай, не война.А Ермаков в это время шел по темной улице к своему крыльцу. На город опускалась ночная тишина, но праздник еще не утих, то там, то тут из темноты слышались: и веселая припевка, и радостный смех, и яростная ругань. Когда до дома оставалось исправнику саженей пятьдесят, он ощутил, что за ним следят, каким-то особым шестым чувством, пока не увидев и не услышав ничего подозрительного. Ермаков остановился и осмотрелся: никого. Иван Иванович замер и решил немного подождать, чтобы разогнать туман внезапно возникшего подозрения. Было, словно по заказу, тихо-тихо, и вдруг резкий крик ворона. Ермаков вздрогнул и краем глаза заметил какое-то шевеление за кустами сирени.
– Кто тут? – крикнул исправник, выхватывая из кобуры револьвер. – Выходи, а то пальну!
– Погоди пулять-то, – послышался хриплый скрипучий голос и из-за кустов вышел худой, сгорбленный старик. – Поговорить надо.
Ермаков сразу признал его: это стекольщик Серов, объявившийся в городе пару лет назад, но быстро снискавший себе славу непревзойденного мастера. Еще у стекольщика был непутевый сын.
– Серафим Колодяжный к нам в город приехал, – вновь заговорил остановившийся шагах в трех от пристава старик.
– А ты его знаешь? – насторожился Ермаков.
– Знаю, – кивнул стекольщик. – В Москве с ним судьба свела. Хитрющий гад, внешность то и дело меняет, но я его узнал. Под чужой фамилией он здесь…
– Под какой? – сделал шаг навстречу старику пристав.
– Сына моего освободи, – опять скрылся за кустами Серов.
Сына Серова арестовали пару недель назад за кражу денег в чайной лавке. Взяли его с поличным, и не в первый раз, а потому каторга по парню прямо-таки рыдала.
– Как же я его освобожу? – нахмурился Ермаков.
– Придумай, – отозвался из-за кустов стекольщик. – Как придумаешь, так я тебе сразу на Колодяжного и покажу. Только торопись, а иначе этот упырь весь город наизнанку вывернет. Ты его не знаешь…
Исправник хотел догнать старика, но где там, растворился он в ночной тьме без следа.

О краже золотого черепа рано утром исправнику сообщил пристав Пелевин.

Рассказ Алексея ФИЛИППОВА «ЗОЛОТОЙ ЧЕРЕП»
и послесловие Сергея ШУЛАКОВА "ПЕРЕПОЛОХ в УЕЗДНОМ ГОРОДЕ"

опубликованы в журнале «ПОДВИГ» №11-2015г. (выходит в декабре)