Александр ЛОБАНОВ

 

 

 

 

 

КОСМОДРОМ. ПЛЕСЕЦК 18.03.1980

Отрывок из романа «СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА»
АДАПТИРОВАН ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ НА САЙТЕ

*

Красавица ракета стояла во всем своем величии на старте. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась укутанная в сизую хвойную шаль тайга. Было слышно, как на перекатах в полыньях шумит речка. Оттуда поднимался редкий туман. Его тут же подхватывал пахнущий древесной смолой, хвоей и корой веселый ветерок. Повсюду, в чащах, кустах, в небе, весенние птичьи распевки. Мороз уже не лютовал, шел себе на убыль, не преминув напоследок слегка покусаться, отчего некоторые пижоны, не желающие опускать клапаны у шапок, периодически потирали перчатками уши.
Легендарные «семерки» — космические носители, созданные на базе первой в мире межконтинентальной баллистической ракеты Р-7 и ее модификации Р-7А, долгие годы составляли основу отечественной транспортной космической системы. С их помощью на орбиты выводилось до одиннадцати различных типов спутников, а также пилотируемые корабли.
Боевому расчету предстояло провести очередной запуск ракеты-носителя под кодовым названием «Восток-2» с космическим аппаратом военного назначения. Пуск был назначен на 21 час 16 минут. Накануне ракета была установлена в стартовом сооружении и прошла без замечаний автономные и генеральные испытания. К семи часам вечера 18 марта все блоки ракеты были полностью заправлены керосином. Продолжалась заправка жидким кислородом, азотом и перекисью водорода.
Исполняющий обязанности начальника медпункта лейтенант Алексей Прозоров с утра дежурил на старте. Остальная АСГ находилась в полной боевой готовности у здания МИКа. Всех, не занятых в боевом расчете, вывезли мотовозом на «тридцать четверку», это километрах в двадцати от части. Туда же эвакуировали больных из медпункта, с которыми начмед Ремиз отправил одного фельдшера. А двоих в нарушение оставил при себе. Сам тоже нарушал. Торчал в своем кабинете, постоянно курил и мрачно глазел в окно, через которое были видны верхушки елей, растущих около старта. До ракеты – около двух километров.
Если непосредственно после вывоза ракета имела зеленый окрас, как всякая другая военная техника, то теперь она приоделась в серебряную парчу. Борта покрылись толстым слоем инея. Начинало темнеть, зажглись мачты освещения, такие же, как на стадионе. Она вся вспыхнула. Испарения жидкого азота от дренажных систем обвивали ее тело, подобно длинному шарфу-шифону из тонкого шелка, который также сиял в лучах множества мощных прожекторов.
На фермах в это время скопилось максимальное число людей, чуть ли не полторы сотни. Один принялся брезентовой рукавицей зачем-то соскребать иней на второй ступени. Высоко, на уровне пятого этажа жилого дома. Заинтересовавшись, Алексей стал наблюдать. Вот выскоблена прямая вертикальная линия. Ага, значит, не просто скоблит, а что-то вычерчивает. Интересно. И что же? Вот сверху появилась перпендикулярно вторая черта. Буква «Т», что ли? Он хулиганит или как? Накажут ведь за такое. Но нет, все, кто проходил по нулевой отметке, задирали головы и приветственно махали. Даже командир части.
Вторая буква была «А», за ней – «Н». Наконец четко обозначилось: «ТАНЯ». Окончив, боец удалился по своим незавершенным делам на другую сторону борта.
– Бокурский, ты что-нибудь понимаешь?
– Это традиция, товарищ лейтенант. На каждый пуск пишут ее, «Таню» эту. В казарме рассказывали, что однажды кто-то из замполитов возмутился и приказал прекратить безобразие. Так представляете, пуск был аварийным. С тех пор это у них как молитва.
– И кто она, Татьяна эта загадочная?
– Кто что рассказывает. Будто жена генерального конструктора.
– Не помню, чтоб у Королева жену Таней звали.
– Еще говорили, будто в честь первого командира нашей части Татьянкина.
– Весьма логично, но как-то прозаично. Нет, тут определенно сокрыта тайна за семью печатями.
– Еще мнение есть, что просто какой-то солдат нацарапал имя своей девчонки. Парня сперва на «губу», хотели даже в дисбат. Но в очередной пуск имя нацарапали вновь Так и повелось. Начальники сначала артачились, а потом и им по душе пришлось.
– Товарищ лейтенант, смотрите, прямо над ней Большая Медведица.
– Бокурский, да ты и в астрономии дока? Ну да, действительно она, Большая.
– А над первой ступенью вроде как северное сияние началось. Видите?
Сказал и застыл. Алексей невольно напрягся. Как тогда в тундре, когда они замерзали, но не замерзли. Открыл окно, высунулся. Никакого северного сияния. Закрыл окно, глянул через лобовое. Ого! Вот оно, сияет вполнеба. Опять выглянул, ничего. Но внутри, в лобовом стекле, сияет. К чему бы это? Алексей вдруг понял, что ситуация повторяется в точности как тогда, в тундре. Значит, мы в опасности? Перевел взгляд на ракету и чуть не вскрикнул. Мельтешащие в лучах частички инея и полоски снежного шифона составляли вкупе четкое женское тело. Оно не было неподвижным, беспокойно крутило головой, подавало руками какие-то предупреждающие знаки. Губами как бы произносило: уходи, уходи, уходи…
Снежная Королева, прямо внутри его мозговых извилин, отчетливо произнесла:
– Теперь уже поздно. Но ты не бойся ничего. Я твою гостиничную любовь с верой и надеждой прощаю. Садись в машину, буди своего оруженосца. Повторяю, ничего не бойся и не устрашись того, что сейчас произойдет. Мне пора, уже почти минута восьмого. До встречи, любимый.
Именно в девятнадцать ноль одну капитан Александр Кукушкин успел крикнуть по шлемофонной связи: «Снять напряжение с борта!»; именно на девятнадцать ноль одной остановились стрелки кем-то потом обнаруженных наручных часов майора-инженера Николая Николаевича Кузнецова.

 

**
Начмед Андрей Ремиз нервничал. Банка из-под кофе полна окурков. В кабинете можно топор вешать. Регламент стартовых работ был знаком ему до подробностей, он предположил, что идет заправка. Знал также, что вся эта космическая супертехника далека от совершенства и что все они, по сути, смертники. Особенно те, кто сейчас на самой ракете. Уже «Таню», наверно, нацарапали. Над стартом висело сияние. Морозный воздух изобиловал мелкими кристалликами льда, парами азота, матерными энергосгустками вполне понятных эмоций. Ремиз продолжал испытывать нервный озноб и уже готов был придать ему статус предчувствия.
Пустая пачка полетела в корзину для бумаг. Он дернул застежки портфеля, порылся. Сигареты лежали под книгой, чтобы пачку извлечь, пришлось вначале вытащить ее. Книга имела вид бывалого потрепанного вояки. Уголки страниц зализались и замусолились. Обложка когда-то была красного цвета с тисненными золотыми буквами. Красный преобразился в серо-буро-малиновый, от золота остались только рельефные вдавления и выпуклости, из которых внимательный читатель мог составить название и даже, несмотря на потертости и царапины, угадать автора: Леонид ЛЕОНОВ, «РУССКИЙ ЛЕС».
Ремиз пытался перечитать роман почти месяц. Раскрыл наугад, разгладил лист, взгляд выхватил начало строки. «Не меньшую осведомленность проявлял Калина и в отношении нечистой силы. За долгий срок раздольной столичной жизни старик выяснил с достоверностью, что черти бывают двоякие, и лишь низшие из них, встречаемые в местах присутственных, отмечены смрадом и прыщами исключительной неприглядности. Старшие же – малодоступные для всенародного обозрения – нередко отличаются даже чрезмерным благообразием, квартируют в нарядных хоромах, откуда и взимают подать с православных: жирную еду, рекрутов для сражений, девок для баловства, кормилиц для питания неокрепших пока чертеняток. Следовательно, и опознаются они не по хвостам, не по серному дыму при дыхании, а, как правило, по тягостям, причиняемым простым людям».
К чему это? Начмед задумался. Он давненько приноровился прибегать к такому паранормальному опыту. Раскроет наугад, прочтет, на что глаз упал. Потом обязательно рассуждает, что бы оно все значило. И вот тебе на… Черти, нечистая сила. Кстати, забыл у своих спросить, чего это замполит давеча заходил?
Когда в дверь постучали, Ремизу даже захотелось перекреститься, он вздрогнул и захлопнул книгу.
– Товарищ капитан, разрешите? – фельдшер, войдя, скривился и начал махать руками. – Чем вы тут дышите? Газовая камера.
– А… Серный дым… Ну, открой форточку.
– Звонил землякам на КАЗ. Течь кислорода была.
– И что?
– Ничего. В первый раз, что ли? Желобок приделали и за борт направили. Потом сама и прекратилась. Вроде без задержек работают.
– Внутривенные системы у нас…
– Да все имеется, товарищ капитан. Думаете, могут пригодиться?
– Только вот не будем каркать, да?
– А про какой вы тут серный дым помянули?
Через форточку вливался свежий прозрачный ручеек, внутри помещения он становился белесоватым и завихрялся. А наружу плоским потоком вытягивало ядовитое голубовато-синее месиво. Оба, начмед и фельдшер, обратили внимание на этот процесс. И замолчали, наблюдая. Словно загипнотизированные.
Пространство над стартом вдруг осветилось необычно ярко и мощно, вполнеба сразу. Через мгновение повторная вспышка разорвала черноту уже резко, импульсом, во весь небесный купол. Секунду спустя стекла содрогнулись от громкого отрывистого хлопка, а по подошвам от пола словно хлестнуло волной. И еще два удара. Форточку садануло о раму, она разлетелась, посыпались осколки стекла. Фельдшер застыл, раскрыв рот. Начмед вскинулся к вешалке за шинелью, быстро затараторил, ни к кому не обращаясь:
– Ох, ехарный бабай!Так-так… Спокойно! Сколько времени? Семь часов. Заправка еще шла, значит. Сколько ж там народу на фермах? Мама дорогая! Человек сто сорок или больше. Значит, … Что значит? Человек пятьдесят сразу, остальные – раненные и обожженные. Господи, почему именно сегодня?
 Он схватил за плечи фельдшера, хорошенько встряхнул: тот ушел в прострацию. Тут же возник второй фельдшер, бледный и трясущийся.
– Мужики! Слушай боевой приказ. Первое: успокоиться, взять себя в руки. Второе… Ты, – ткнул он пальцем в первого фельдшера, – бегом в автопарк, хватай всех, кто способен водить машину. Можешь бить по морде, можешь все, лишь бы на старт уехать за ранеными. Понятно?
– Так точно. Я полетел.
– Давай, родной. Ну а ты… Ты уж здесь готовь все. Спокойно, без судорог. Ясно? Сейчас раненых натащат. Смотри, кого в первую очередь, кого во вторую. Как учили. Капельницы ставь. Шоковые реакции будут, много. Наркотики… Звони дежурному по части, предупреди, что вскрываете сейф. Под мою ответственность. Да, и обязательно дозвонись до приемной госпиталя. Пусть готовят помещения для массового потока раненых. И еще… Пусть навстречу высылают «скорые». А я на старт. Как там мой лейтенант Прозоров… Жив ли? Господи, может уже и нет. Ведь возле ракеты…
-----------------------
После, через годы, когда они встретились в Ленинграде, где майор Алексей Прозоров будет учиться на очном отделении для высшего начальствующего состава одного закрытого института, а подполковник медицинской службы Андрей Ремиз как раз будет заканчивать Военно-медицинскую академию, Алексей задаст тому вопрос, который не стал поднимать тогда, сразу после случившегося.
– Андрей, почему все же ты тогда не уехал со всеми? Предчувствовал?
– Ты знаешь, скорее всего, да. Твое назначение ко мне... Опять же, Бокурский, водила твой небесный. Неспроста ведь судьба так закручивала. Эти чудесные твои похождения в Заполярье... Потом я был наслышан о приключениях, когда еще ты учился на шестом курсе.
– От особиста?
– От кого ж еще-то? От него родимого. Их контора осведомлена обо всем на свете. Кроме одного: как трагедий не допускать. Когда людей уже не спасти. А если бы нас с тобой в тот день там не оказалось? Считай, вдвое больше бы под монумент зарыли…

 

***
Над стартом бушевал огненный ад. Языки пламени лизали черноту где-то уже за облаками. Доносился ужасный рев небывалого по масштабам пожара, будто это рокочет ураган. Или, действительно, разверзся ад, и черти вывалились на свистопляску, глумясь над всем живым и человеческим.
Навстречу попались первые пострадавшие. Орут благим матом, держатся за головы и бегут непонятно куда, лишь бы подальше от ада. У этих шок был преимущественно эмоциональный, хотя почти всем кожу на лицах поджарило. Для жизни, в принципе, не опасно, но для психики, как своей, так и встречных, весьма рискованно. Начмед хватал орущих за шкирки и кидал головой в сугробы. Это отрезвляло, заодно сбивало жжение с кожи. Большинство сразу обрело способность мыслить и по приказу Ремиза двинулось к медпункту.
Хуже обстояло дело с теми, кто шел молча, не спеша, не реагируя ни на что. Обожжены были уже основательно, вторая, третья степень. Может, и глубже. Этих надо бы в противошоковую, причем в срочном порядке. На капельницы. Господи, где же транспорт?
Хватал этих и ставил в строй. Они послушно исполняли все указания, словно зомби.
– Товарищи бойцы, все, кто получили ожоги или ранения, садитесь в автобус. Сейчас вам окажут первую медицинскую помощь,здесь фельдшер. Петро, есть что-нибудь обезболивающее в твоей сумке?
Начмед побежал дальше. Навстречу раненых почти уже не попадалось. Сердце так и сжало. Неужели остальные – «двухсотые»? И тут прямо на него вылетела санитарка. Только не зеленого, как обычно, а черного цвета. И такой же закопченный выскочил лейтенант Прозоров.
– Капитан, пятеро тяжелых. Надо в реанимацию или палату интенсивной терапии, на худой конец.
Ремиз заглянул внутрь, остолбенел. На полу лежало пять обугленных тел. Мелькнула мысль: не сдвинулся ли его лейтенант по фазе? Собрал мертвяков и тащит в реанимацию. Алексей мысли его словно услышал.
– Они все живы, можете лично убедиться. Думаю, и в дальнейшем будут жить. Но если вовремя начать мероприятия спецпомощи. Надо в госпиталь. Пока кислородом дышат. Я баллон открыл.
– И что, они сами вышли к тебе?
– Нет, конечно, мы с Бокурским их с нулевой отметки, с нижнего этажа вытащили. Остальных было поздно уже спасать. Думаю, больше вряд ли кто выжил. Металл горел, словно бенгальский огонь, от старта ничего не осталось. Все искореженное и расплавленное. Ядовитые дымы. Большая вероятность массовых отравлений, не у всех же противогазы.  Надо бы сразу в госпиталь.
– Понял тебя. Ну, и флаг тебе в руки.
– Ну, так мы полетели?
– Давай… Постой, не понял. Откуда ты, говоришь, вытащил этих пятерых?..

****
Размеренное перемалывание предстартовых минут и часов, сопровождавшееся гипнотическим успокоением всех, кто не был задействован непосредственно на фермах обслуживания, выглядело как идиллия мира и блаженства. Было очень красиво. Сияющая, словно царская парчовая невеста, ракета-носитель привлекала восхищенные взоры. Поражали размеры: во все небо. Тепловоз постоянно подкатывал к ней цистерны с топливом и отгонял порожние. Мимо «санитарки» протопали двое секретчиков с чемоданчиками, опечатанными сургучом. Алексей знал от Бокурского, что в этих чемоданах святая святых – не терпящие никакой халтуры и чинушества бортжурналы.
Когда Бокурский начал отпускать сцепление и поддавать «газку», неземных параметров сила приподняла машину и швырнула метров на пятнадцать от старта, над которым разверзалась адова воронка и разворачивалась небывалая по масштабу людская трагедия. Алексей услышал доносящийся из репродукторов громкой связи на удивление спокойный голос «первого», подполковника Шмытова: «Всему боевому расчету эвакуироваться»! Велел Бокурскому направить машину к ракете. Мотор пел, а не рычал. Они помчались, как по воздуху, прямо в пламя, из которого выскакивали обезумевшие, полыхающие факелами солдаты.
Бокурский тормознул, оба выскочили наружу. Алексей не знал, куда они идут, ноги сами вели. Пламя их не жрало, поскольку вокруг образовался тот самый волшебный энергетический кокон. Спустились по раскаленной лестнице. Ногой вышиб металлическую дверь, из-за которой ударило запахом паленых волос и жаренного мяса. Пятеро живых! Трое без сознания, двое вроде вскочили. Молодцы парни, смогли уцелеть. Молодцы и мы с Бокурским. Двоих подняли, третьего, что без сознания, взяли за руки, ноги товарищи. И так же, в коконе, прошли через толщу огня к машине.
К старту подкатывали аварийные транспорты. Офицеры вывели полуживых человек десять солдат. Шатаясь, один из офицеров, кажется, в звании майора, повернулся и пошел обратно. Ему вслед закричали:
– Николай Игнатьевич, да нет уже там живых. Стойте!
Майор Ручков Николай Игнатьевич живым обратно не вышел. Но они с капитаном Лаврентьевым успели спасти еще двоих. Лаврентьева с тяжелейшими ожогами ухитрились вытащить рядовые Баширов и Беглиев. Многие бойцы умели оказывать первую помощь, их обучали на занятиях по военно-медицинской подготовке. Выносили из огня своих товарищей и оказывали им эту помощь. Действуя, как истинные герои, некоторые солдаты, задыхаясь от ядовитого дыма, стояли в кабельных каналах и подзывали людей, давая ориентиры к выходу в безопасное место. Офицеры аварийно-спасательной группы обливались водой и устремлялись в пекло, надеясь застать кого-то в живых. Увы, теперь выносили только трупы.
В общей сложности на «санитарке», двух грузовых машинах и догнавшем их автобусе везли более сорока пострадавших. Живых! Около половины девятого они встретились с госпитальными «скорыми», проехав большую часть пути. Врачи и медсестры оперативно, слаженно, грамотно перенесли всех в свои машины, подключили реанимационные приборы, начали делать уколы, поправлять повязки, жгуты. Так и рванули в госпиталь, куда в срочном порядке были вызваны все до одного сотрудники. Некоторых отозвали из отпусков. Стационарных, которые могли потерпеть, подготовили за ночь к выписке. Реанимационные палаты освободили полностью. Как и коридоры в отделениях, если не хватит койко-мест в палатах. Медики свою работу выполнили с честью. Из сорока трех раненных и обожженных лишь четверо не выжили из-за полученных ожогов. А могло быть гораздо больше. Слава военным врачам!
Лейтенант Прозоров гнал машину в город. Обожженные солдаты были в сознании. Каждому вкололи по порции промедола* (наркотическое обезболивающее, применяется при тяжелых травмах с целью профилактики болевого шока). Двое на носилках, трое сидели на боковых сиденьях. Тем, кто на носилках, приделали капельницы и вливали «гемодез». Через какое-то время эти трое даже начали шутить, а «носилочные» уверенно стали приходить в себя. Черные, как черти, только белки глаз сверкали от встречных фар. В какой-то момент ребята вдруг поняли, что, в самом деле, они черти и есть, начался безудержный хохот. Бокурский забеспокоился вроде, но, глянув на лейтенанта, сам прыснул, а потом и вовсе заржал. Прозоров уже не беспокоился за этих красавцев. Ему тоже хотелось смеяться, но что-то острое, жгучее, вонзилось под ребро и проткнуло всю толщу грудной клетки свирепой болью. Как при остром инфаркте, подумал он безвольно и уткнулся лбом в боковое стекло...

--------------------------------------------------------------
Для выяснения причин взрыва была образована правительственная комиссия, возглавленная заместителем председателя Совета Министров СССР Леонидом Васильевичем Смирновым. Были привлечены ведущие ученые, специалисты и опытные испытатели ракетно-космической техники. Созданные по заданию правительственной комиссии рабочие группы провели скрупулезное рассмотрение документации по ракете Р-7А, технологии производства, данных об организации и хода подготовки к пуску, результатов осмотра остатков ракеты и стартового сооружения, сведений о личном составе боевого расчета и его действиях.
Для объяснения причин катастрофы было выдвинуто девять версий, которые объединялись в две группы. «Верхняя» группа связывала начало катастрофы с образованием вспышки в районе третьей ступени. «Нижняя» группа настаивала на взрыве перекиси водорода в нижней части ракеты. Перекись водорода является крайне неустойчивым химическим соединением. Любая соринка или использование нештатных материалов могут вызвать взрывообразное каталитическое разложение перекиси с выделением большого количества раскаленного атомарного кислорода, способного поджечь все, что может гореть.
«Верхняя» версия, ставшая в итоге официальной, исходила из показаний подавляющего большинства свидетелей, а также бесспорно установленного факта, что при заправке ракеты была течь жидкого кислорода в месте подстыковки заправочного шланга к баку окислителя третьей ступени, и боевой расчет намеревался устранить эту течь нештатным способом – путем обмотки стыка мокрой тканью.
Относительно каждой версии имелись веские не только «за», но и «против». Действительно, для устранения течи кислорода на площадку обслуживания были доставлены необходимый инструмент и мокрая ткань. Однако достоверно установлено, что, пока шла заправка, ткань не применялась, а истекающий кислород отводился от ракеты по самодельному желобу. Найденные несгоревшие фрагменты ракеты показывали, что первый взрыв произошел в нижней части ракеты, в районе бака перекиси водорода центрального блока. А для большинства опрошенных наблюдателей обзор нижней части ракеты закрыт элементами стартового оборудования. Они могли принять за «верхний» взрыв  отблеск «нижнего» взрыва в парах кислорода, окутывающего ракету. Были возражения и против «нижней» версии.
Правительственная комиссия приняла решение: причиной катастрофы стал «взрыв (воспламенение) пропитанной кислородом ткани в результате несанкционированных действий одного из номеров боевого расчета». Несчастный стрелочник, таким образом, был избран легитимно. Это был майор Марат Дамниев, один из контролеров управления, который «допустил ослабление технологической дисциплины, повлекшее… и т.д. и т.п.». Добросовестный офицер, трудяга, успешно закончивший «Можайку»* (ныне Военно-космическая академия имени А.Ф. Можайского), непонятно с какого боку-припеку попавший под раздачу, был подвергнут официальному унижению и с оскорбительной характеристикой, в тяжелейшем моральном состоянии немедленно уволен из рядов Советской Армии..
Те, кто мог это опровергнуть, погибли вместе с ракетой. Только через год, 23 июля 1981 года, чудом избежав повторения трагедии, удалось установить, что причиной катастрофы 18 марта было использование при  изготовлении фильтров перекиси водорода каталитически активных материалов. Однако доказать документально, что при заправке взорвавшейся ракеты использовались некондиционные фильтры, сегодня уже нет возможности. 5 февраля 1996 года на основании Акта межведомственной комиссии по дополнительному расследованию причин катастрофы было подписано Решение № Н-4075 о реабилитации боевого расчета 1-го ГИК МО**. В решении было признано, что катастрофа произошла не по вине личного состава боевого расчета космодрома.
Заводчане, изготовившие пресловутые фильтры по изменённой без какого-либо согласования технологии, подленько молчали все годы об истинной причине катастрофы. Завод-изготовитель находится в городе Сумы. Сейчас Украина уже другое государство, к сожалению, по отношению к России враждебное.
То ли в результате профессиональной некомпетентности, то ли из-за равнодушия или халатности, но работники КБ общего машиностроения незадолго до трагических событий предписали использовать для производства фильтров каталитически активные материалы. В результате в злополучный день 18 марта 1980 года разложение перекиси водорода началось в наземных магистралях и завершилось взрывом на борту ракеты. Чтобы полностью доказать это, понадобилось почти шестнадцать лет и титанические усилия ветеранов космодрома.
5 февраля 1996 года, через 5803 дня после трагедии, произошла официальная реабилитация не только боевого расчета, но и всего космодрома. А 11 декабря 1999 года на специальном заседании Комиссии по военно-промышленным вопросам при правительстве РФ было принято решение «О реабилитации боевого расчета космодрома Плесецк в связи с катастрофой ракеты-носителя типа Р-7А 18. 03. 1980», в котором, в частности,говорится: «...Согласиться с выводами межведомственной комиссии, сделанными в июле 1995 г. в части невиновности личного состава боевого расчета космодрома ПЛЕСЕЦК».

Роман Александра ЛОБАНОВА «СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА»

и послесловие Сергея ШУЛАКОВА "КОСМОДРОМ КОРОЛЕВЫ" 
опубликованы в журнале «ПОДВИГ» №10-2015г. (выходит в ноябре)